молоком, даже не ощутив вкуса. Стукнул стаканом об стол и, не мигая, уставился в мутноватое с желтыми прожилками стекло.

Проследив за взглядом, девушка всмотрелась в мутное стекло, но на улицы было пусто. В столь раннее утро все только просыпаются. Вскочив она, шикнула, убирая немеющую руку в карман и направляясь на выход.

Девушка скрылась за дверью. Бомбила провожавший уходящую посетительницу взглядом, собрался было встать, пойти следом, но вовремя заметил поднявшегося бородача из Инквизиции. Расправив форму, жандарм цокнул остальным, давая понять, что отдых окончен. «Служба зовет» — буркнул он под нос недовольным подчиненным, и вся троица вышла следом за девушкой.

Вперив взгляд в пригубленный высокий стакан эля, Душа покачал головой.

— Не надо, не лезь не в свое дело. Бог знает, кто она вообще такая, — произнес, уговаривая сам себя блондин. При этом он нервно поправлял металлическую пластину, вшитую в гловелетту, — ну всё. Всё. Хрен с ней, мне, что больше всех надо? Я что блин писатель боевых романов или главный герой такого? Нет. Мне надо дописать… на чем я там… На плуге кажется…

Тем временем бомбила подсел к последнему из посетителей «Слизи» и передал какой-то крохотный сверток. Перекинувшись парой слов, лжесообщник девушки встал и пошёл в противоположную сторону, от той, куда удалились жандармы.

— Да хорош, — хрустнул костяшками следопыт, поднимаясь из-за стола.

Глава 1 Часть 2

Выйдя на растрескавшуюся бетонную дорожку вдоль заводского здания, девушка ускорила шаг, думая о дурацком следопыте, о жандармах Инквизиции, которых тут и быть не должно, и о том не сдаст ли её кто-нибудь из посетителей того бара, в который она забрела по чистой случайности. Вдруг её узнали, вдруг следопыт догадался, кто она такая и специально отказал ей, чтобы тут же сообщить куда следует.

Внезапно что-то почувствовав, она обернулась. За спиной оказались двое жандармов положившие левые ладони на рукояти коротких мечей, шаг в шаг, следуя за ней. Они не кричали, не пытались её остановить, даже когда она их заметила. Только ускорили шаг, так что ей вряд ли удастся куда-то спрятаться.

Нужно затаиться, но где? Слева трёхэтажная бетонка вдоль забора, отведённая под гарнизон. На первом этаже окна зарешечены, входа всего два, один со стороны въезда в город, как раз там, где установлен блиндаж с пулемётом и забранные железом окна-бойницы. Второй в центре здания, с её стороны, но там покуривая папироску, дежурил часовой. Туда не попасть. Справа по-прежнему продолжалась бетонная коробка завода. Вместе они составляли коридор, до конца которого оставалось ещё не меньше трёхсот метров. Вывод напрашивался один — ни убежать, ни затаиться не успеть. Оставалось только лезть в заводское здание.

Окна цехов, мимо которых она сейчас шла, были будто специально задраны. Залезть в них было реально, но ей казалось, что именно в тот момент, когда она схватится за край оконной рамы, чтобы вскарабкаться, сзади уже окажутся те самые жандармы. Отбросив идею с окном, она уже начала чувствовать сжимающуюся на спине руку жандарма, который от скуки осклабиться ей в лицо и спросит с наигранной издёвкой: «Девушка, у вас ничего не случилось?».

В этот момент в поле зрения появились служебные ворота, уходящие перпендикулярно бетонному коридору, по которому она едва не бежала. Железных ворот здесь не было, похоже, их давно сняли, пустив на что-то более полезное. Перейдя на бег, она пустилась к спасительным воротам, коря себя за то, что вообще выбрала эту дорогу. Лучше бы она обошла завод, углубляясь в Кодск, хотя изначально именно этого и хотела избежать.

Сзади тарабанили башмаки жандармов, быстро настигая. Раздумывать было некогда. Проскочив в ворота, она побежала по выкатанной тяжёлой техникой дороге. Здесь был тот же коридор с высокими стенами, никуда не деться, лишь в конце брезжит светом такой же проём для машин на другой стороне завода. Удары сапог вновь послышались за спиной, но теперь куда сильнее. Эхо от бетонных стен усиливало звук. Страх придал сил, позволив ускориться ещё быстрее, хотя это и казалось невозможным. Из-за этого она едва не проскочила вырубленную в бетоне лестницу вверх. Вскочив в два стремительных прыжка, побежала по шуршащему под ногами битому стеклу. Шум усилился от пустых стен, и теперь весь завод слышал её, недовольно хмурясь чёрным высоким потолком.

«Да откуда здесь столько битого стекла может взяться?» — думала девушка, сворачивая с цеха в комплекс каких-то комнат. Вправо, влево, влево, а теперь прямо по какому-то коридору с вешалками на одной стороне и шкафчиками на другой. За коридором направо или налево? Налево. Две комнаты, справа и слева, в обеих тьма — хоть глаз выколи, даже лучика света с намёком на дверь не видать. Прятаться нельзя, найдут, обязательно найдут. Назад, назад к коридору. Мимо него вправо, проход — там полумрак, но какие-то окна всё же есть. В проём и…

Ноги враз подкашиваются от мощного удара. Рывком её бросает на бетон, разрезая ненавистную чужую одежду на осколках, подставляя руки вместо лица, закрывая грудь локтями.

Грохот падения и всё стихает, замирает, только непроизвольный скулёж пробивается, сквозь стиснутые зубы. Не крик, а именно жалобный скулёж загнанного зверя. От отшибленной груди, от впившихся там и сям осколков, от изрезанных ладоней, залитых чем-то горячим и липким, от голени, которую едва не переломил удар стального носка жандармского ботинка. От всего этого хотелось кричать, визжать, срывая голос, но в лёгких не было воздуха. Его просто не было. Не было, чтобы вдохнуть, показать, что ты жив, вместо этого из груди вырывалось это мерзкое даже для самой себя поскуливание. Рядом кто-то появился, подошёл, давя битое стекло. Остановился, склонившись, над ней. А ей сейчас ничего и не надо. Ни бежать, ни сопротивляться, она не против, чтоб её здесь и оставили, дали сдохнуть в слезах и собственной крови.

Но нет, жандарм, паскуда, тянется, цепляется пятернёй за волосы и задирает голову. Скулеж начинает повышать ноту, переходить в жалобный визг, но смачный удар ладошкой обрывает его. Только сейчас она набирается сил открыть глаза. Их щиплет, но она заставляет себя смотреть. Слёзы катятся вниз, срываясь с подбородка на залитые кровью ладони. Левая распорота между пальцев и сбоку, там ещё не всё плохо, а вот правой уже ничего не сделать. Распорола всю ладонь до самых костей, рука уже онемела от кровопотери. Кривая полоса торчащего мяса от запястья и до указательного пальца смотрит на неё насмешливо. Начинает мутить. Чужая кровь её никогда не тошнит, а вот своя