— Конечно. Или, даже если они в нашем витке, они не живут в Вайроне. Тем не менее они знали много чего очень ценного для нас, и, безусловно, они бы пришли к нам, если бы Пас приказал им.

— Летуны умеют летать, патера, а мы нет. Мы видели одного вчера, помнишь? Сразу после игры в мяч. Он летел очень низко. Вот то, что я бы хотел знать. Как летать вроде них, словно птица.

— Нет летать! — объявил Орев.

Шелк какое-то время изучал пустой крест, висевший на четках, потом дал им упасть на колени.

— Сегодня вечером, Рог, меня представили пожилому человеку с действительно необычной искусственной ногой. Ему пришлось купить пять сломанных или изношенных ног, чтобы собрать из них эту; возможно, именно такие искусственные ноги первые поселенцы принесли из витка Короткого Солнца. Он показал ее мне, и я подумал, как было бы чудесно, если бы мы могли сделать такие вещи для майтеры Роза и майтеры Мрамор, и вообще для всех слепых или увечных нищих. Летать, конечно, тоже было бы изумительно. Я всегда хотел летать, и, может быть, это та же самая тайна. Если мы сможем создать такие же замечательные ноги для тех, кто в них нуждается, возможно мы сможем создать и замечательные крылья для тех, кто захочет их иметь.

— Это было бы здорово, патера.

— Это может произойти. Все еще может, Рог. Если люди в витке Короткого Солнца смогли научиться делать такие вещи… — Шелк встряхнулся и зевнул, потом встал, помогая себе тростью Крови. — Спасибо, что пришел. Я с удовольствием поговорил с тобой, но сейчас мне лучше отправиться в кровать.

— Мне кажется… Майтера сказала…

— Ах да. — Шелк убрал четки. — Предполагалось, что я должен наказать тебя. Или прочесть тебе лекцию, или еще что-нибудь. Что ты такого сделал, заставив майтеру Роза так разозлиться?

Рог сглотнул:

— Просто пытался говорить как ты, патера. Как в мантейоне. Это было даже не сегодня, и я никогда больше такого не сделаю.

— Конечно. — Шелк опять уселся на стул. — Но это было сегодня, Рог. Или, по меньшей мере, сегодня был один из таких дней. Я услышал тебя прежде, чем открыл дверь. На самом деле я сидел на ступеньке минуту или две — и слушал. Ты так хорошо подражал мне, что на мгновение я подумал, что твой голос — мой голос; как если бы я слышал самого себя. У тебя очень хорошо получается.

— Хорош малец, — каркнул Орев. — Нет бить.

— Не буду, — сказал Шелк птице, и она спорхнула ему на колени, оттуда перепрыгнула на подлокотник стула, и с него на его плечо.

— Майтера Роза иногда бьет нас, патера.

— Да, я знаю. Очень храбрый поступок с ее стороны, но не уверен, что мудрый. Давай послушаем тебя снова, Рог. Со ступеньки я расслышал не все, что ты сказал.

Рог что-то пробормотал, и Шелк засмеялся.

— На этот раз я вообще ничего не услышал. Безусловно, я говорю иначе. Когда я выступаю с амбиона, то слышу, как мой рев отражается эхом от стен.

— Нет, патера.

— Тогда скажи это опять, как говорю я. Обещаю тебе, что не разозлюсь.

— Я только… Ну, ты знаешь. Вроде того, что ты говоришь.

— Нет сказать? — поинтересовался Орев.

Шелк не обратил на него внимания.

— Прекрасно. А теперь дай мне услышать. Ты пришел, чтобы поговорить об этом, и я уверен, что критика будет мне очень полезна. Боюсь, я слишком высоко себя ценю.

Рог покачал головой и уставился на ковер.

— Ну, давай! Что я такое говорил?

— Всегда жить с богами, и постоянно думать о них, и наслаждаться той жизнью, которую они дали. Думать о том, кто мудр, и действовать, как он.

— Хорошо сказано, Рог, но ты говоришь голосом, совершенно не похожим на мой. Я хочу услышать свой голос, как тогда, на ступеньке. Ты можешь?

— Я должен встать, патера.

— Вставай, если тебе надо.

— Не гляди на меня. Хорошо? — Шелк закрыл глаза.

Полминуты в комнате царило молчание. Сквозь опущенные веки Шелк, с радостью, уловил, что свет (лучший в доме) за его стулом постепенно меркнет. Его правое предплечье, изорванное прошлой ночью крючковатым клювом белоголового, распухло и горело; и он настолько устал, что все тело болело.

— Живите с богами, — приказал его собственный голос, — и тот живет с богами, кто последовательно показывает им, что его дух удовлетворен тем, что назначено ему, и что он подчиняется всему тому, что боги еще… дух, который Пас дал каждому человеку как его страж и проводник, лучшая часть его, его понимание и разум. Как вы собираетесь жить после жизни, так в вашей власти жить и здесь. Но если люди не разрешают вам…

Шелк наступил на что-то, что заскользило под его ногой, и неожиданно упал на красные черепичные плитки.

— …думать о мудрости только как о великой мудрости, мудрости Пролокьютора или советника. Это само по себе немудро. Если бы вы могли поговорить с советником или Его Святейшеством, он бы сказал вам, что мудрость может быть маленькой, вполне подходящей как для самых маленьких детей, находящихся здесь, так и для самых больших. Что такое мудрый ребенок? Это ребенок, который ищет мудрых учителей и слушает их.

Шелк открыл глаза.

— То, что ты сказал первым, взято из Писаний, Рог. Ты знаешь об этом?

— Нет, патера. Я только слышал, как ты это говорил.

— Я цитировал. Хорошо, что ты выучил этот пассаж наизусть, даже если ты выучил его только для того, чтобы посмеяться надо мной. Садись. Ты говорил о мудрости. Ну, без сомнений, из меня струей лилась вся эта глупость, но ты заслужил урок получше. Кто — по-твоему — мудр, Рог? Ты думал над этим? Если нет, подумай сейчас. Кто эти люди?

— Ну… ты, патера.

— НЕТ! — Шелк встал так резко, что птица громко запротестовала. Он подошел к окну и, через решетку, уставился на колеи на Солнечной улице, ставшие черными под потоком сверхъестественного небосвета. — Нет, я не мудр, Рог. Или, по меньшей мере, я был мудрым только в один-единственный момент моей жизни.

Он прихромал через всю комнату к стулу Рога и присел перед ним, поставив одно колено на ковер.

— Разреши рассказать тебе, насколько я был глуп. Знаешь ли ты, во что я верил, в твоем возрасте? Что нет ничего, кроме мысли, ничего, кроме мудрости, и только она имеет значение. Ты хорошо играешь, Рог. Можешь бегать, прыгать и карабкаться. И я был таким, играл и