Не таким уж большим? Серьезно? А что я должна была подумать о дорогущем двухэтажном доме в стиле постмодернизма, стоявшем передо мной? Как будто он не видел малюсенькую двушку, в которой мы жили с мамой в Бостоне. Я знаю, он наводил там порядок после маминых похорон.

У меня не было слов, я лишь пожала плечами.

– Мы приготовили для тебя комнату на первом этаже, чтобы тебе не пришлось ходить по лестнице. Правда, чтобы попасть в большую гостиную, где мы проводим время всей семьей, все-таки нужно пройти пару ступенек. У тебя будет своя ванная комната, мы обустроили ее должным образом. Все уже должно быть готово, но если тебе что-то не понравится, мы с Аженнифер уже обсудили возможные варианты и можем подобрать симпатичный домик в стиле ранчо в Бель-Эйр.

Я закрыла глаза и глубоко вздохнула, пытаясь сдержаться и не нагрубить. Он говорил так, будто я буду жить здесь вечно, но я бы с радостью ушла, как только разрешат.

В один из трудных периодов моей реабилитации я проявила слабость и попыталась покончить с собой. К тому моменту я находилась в больнице уже три месяца и не видела никакого выхода. Я все еще почти не могла двигаться, недавно пережила семнадцатую по счету операцию; врачи говорили, что я никогда не смогу ходить; я скучала по маме, и мне было так больно, что хотелось скорее положить этому конец.

Меня не осуждали за этот поступок, но теперь никто не верил, что я не представляю угрозы для самой себя. Я планировала остаться в Бостоне, дистанционно окончить школу, а потом поступить в Бостонский университет. Мне уже исполнилось восемнадцать и у меня были кое-какие сбережения, но когда отец узнал о попытке самоубийства, он добился, чтобы меня официально признали недееспособной, и заставил переехать к нему в Калифорнию.

Мне было непросто вежливо разговаривать с этим человеком.

– Не сомневаюсь, дом нормальный, – пробурчала я. – Можно пропустить все это, и я просто пойду спать? Я очень устала, и у меня все болит после целого дня в дороге.

На секунду мне стало стыдно за свою грубость: в глазах отца промелькнуло отчаяние. Думаю, он хотел произвести на меня впечатление, но не понимал одного: у меня никогда не было много денег… да и не хотелось, если честно. Меня вполне устраивал наш с мамой скромный образ жизни. Я никогда не использовала чеки, которые он присылал каждый месяц, и мама годами откладывала деньги на счет в банке. Там хватило бы на колледж – еще одна причина, почему я прекрасно справилась бы самостоятельно.

– Конечно, милая. – Он зажмурился и осекся. – Прости. Наверное, это слово тоже не входит в список разрешенных обращений, а?

Я поморщилась:

– Давай просто остановимся на Элле?

В доме был идеальный порядок – почти как в ожоговом центре. Наверное, если где-нибудь случайно осядет пылинка, тут же сработает сигнализация. Мои реабилитологи были бы в восторге! Почему-то вся мебель в этом навороченном особняке казалась ужасно неудобной. Как вообще можно чувствовать себя здесь как дома?

Новая миссис Коулман стояла посреди огромной кухни, когда мы вошли. Она только что поставила на гранитную столешницу серебряный поднос с фруктами и соусницу. Я предполагаю, поднос был из настоящего серебра. Когда она заметила нас, ее лицо озарила самая широкая и ослепительная улыбка из тех, что я видела в своей жизни.

– Элламара! Добро пожаловать в наш дом, дорогая!

Дженнифер Коулман, пожалуй, была самой красивой женщиной в Лос-Анджелесе. Волосы золотистые, как солнце, глаза голубые, как небо, и ресницы до луны. Ноги от ушей, осиная талия и огромные круглые сиськи. Просто бомба, что тут скажешь.

Не знаю, почему меня удивила ее красота. Я ведь знала, что она профессиональная модель (для журналов и рекламы, к моде не имеет никакого отношения). Например, она снималась в рекламе всяких шампуней и кремов для кожи. Поэтому выглядела довольно здоровой и не особо тощей.

Судя по ее дому, зарабатывала Дженнифер неплохо. Конечно, мой отец мог стать очень известным юристом, но зарплаты американских юристов все равно не такие высокие. Когда он еще жил с нами, у нас был небольшой домик в пригороде. И уж конечно, мы не разъезжали на «мерседесах» и не жили на холме в доме с отдельными воротами.

Дженнифер сделала шаг навстречу и аккуратно обняла меня, целуя воздух рядом с моей щекой.

– Мы так рады, что ты наконец с нами! Рич так много о тебе рассказывал, что мне кажется, будто ты уже стала частью нашей семьи. Наверное, такое облегчение – наконец вернуться в настоящий дом!

Если честно, мне было очень страшно покидать реабилитационный центр. А оказаться здесь – что угодно, только не облегчение. Но, конечно, я этого не сказала. Я постаралась придумать что-нибудь правдивое, но не слишком обидное.

– Большое облегчение наконец отдохнуть после самолета.

Дженнифер с сочувствием улыбнулась:

– Бедняжка, ты, наверное, так устала!

Я постаралась преодолеть беспокойство и вымученно улыбнулась. Ненавижу, когда меня жалеют. А еще когда на меня пялятся. Даже не знаю, что ненавижу сильнее. Прежде чем я успела что-либо ответить, распахнулась входная дверь, и в дом вбежали две мои сводные сестры.

– Девочки, вы опоздали. – В голосе Дженнифер слышалось раздражение, но на лице по-прежнему сияла огромная фальшивая улыбка. – Смотрите, кто приехал!

Девочки резко остановились, налетев друг на друга. Двойняшки. По-моему, не одинаковые, но очень похожие. Если бы не разные стрижки, их легко было бы перепутать. Папа показывал мне фотографии, и я знала, что Джульетта – это блондинка с длинными шелковистыми локонами до пояса, а у Анастасии прямые волосы до плеч – угловатый боб с острыми кончиками. Ее волосы были уложены настолько безукоризненно, как будто она сошла со страниц модного журнала.

Обе сестры унаследовали сногсшибательную красоту мамы – такие же светлые волосы, голубые глаза и идеальные фигуры. И обе такие высокие! А тут я со своими скромными ста шестьюдесятью семью сантиметрами. Конечно, высоченные каблуки добавляли каждой сантиметров по десять, но готова поспорить, что босиком обе, наверное, под сто восемьдесят. Они были младше меня больше чем на год, но вполне потянули бы на двадцать один.

Не поздоровавшись, Анастасия схватилась за сердце.

– О Господи, я так рада, что у тебя лицо не пострадало!

Джульетта кивнула. Ее глаза округлились от удивления.

– Поддерживаю. Мы погуглили фотки людей с ожогами, и знаешь, у всех были эти кошмарные шрамы на лицах. Просто ужасно.

Папа и Дженнифер обменялись нервными смешками и подошли к дочерям.

– Девочки, – назидательно начала Дженнифер, – это невежливо – говорить о дефектах.

Меня передернуло. Так вот что она обо мне думает. Что я дефективная? Да, с лицом мне повезло, но мое правое плечо и все, что ниже пояса, теперь покрыто толстыми розовыми рубцами, ярко выделяющимися на фоне моей смуглой кожи.