Каждый раз, приезжая в Венецию, Дронго испытывалнеобъяснимое чувство печали. Словно уходящий в воду город напоминал о бренностивсего сущего, о неизбежности энтропии, поглощающей все живое. Проезжая поканалам города, он пытался понять состояние людей, живущих на воде и средиводы. Выросший у моря, Дронго не боялся массы воды, инертной по своей природе, ногород, построенный на воде, вызывал у него сложные ассоциации. И если Ленинградбудил чувство восторга, Амстердам — любопытство, то Венеция навевала легкуюгрусть.

Может, потому, что здесь нашел свой последний приют ИосифБродский — один из самых любимых его поэтов? В этом символическом жестегениального поэта — пожелании быть похороненным в Венеции — очевидно,выразилось и его отношение к бывшей Родине. Перенесенные унижения, судебныйприговор за «тунеядство», отсутствие должного признания — все это сказалосьпотом в его решении не возвращаться на Васильевский остров. И завещаниеБродского похоронить его тело в Венеции, так напоминавшей ему родной город,стало некой точкой, завершившей земное существование бунтаря и одиночки.

Дронго подумал, что жизнь гениальных людей не бывает легкой,как сложна и история городов, ставших символами развития цивилизаций.

Первые упоминания о Венеции относятся к V веку, когда в 421году часть прибрежного населения, спасаясь от нашествия гуннов, переселилась наострова. Через сто с лишним лет Венецию заняли войска Византии, а еще черезполтора века в городе избрали первого дожа. Стоит особо отметить, что дожизбирался пожизненно, но эта должность не была наследственной. Таким образомВенецианская аристократическая республика счастливо избежала пороковнаследственных монархий, когда на троне нередко оказывались слабые правители,не способные принимать решения, либо, что еще хуже, никчемные личности,находящиеся под влиянием своих фаворитов и фавориток.

Внешним выражением фактически обретенной самостоятельностистал тот момент, когда Венеция приобрела собственного святого покровителя —евангелиста Марка. Венецианские купцы похитили в Египте его мощи и, забросав ихсвиными тушами, чтобы скрыть от мусульманских стражей, привезли в свой город,где вскоре началось строительство собора Святого Марка. Отныне крылатый лев —символ святого Марка — навсегда сделался и символом Венеции.

В XII–XIII веках Венецианская республика стала оченьбогатой, но подлинный ее расцвет наступил во время Четвертого крестовогопохода, организованного на деньги венецианцев. Под руководством великого дожаЭнрико Дандоло они повернули на христианский Константинополь, чтобы сокрушитьсвоих единоверцев и торговых конкурентов.

Византия так и не оправилась от этого удара и через двестипятьдесят лет пала под ударами турков-османов. А Венеция за это времявыдвинулась в ряды первых мировых держав.

Еще целых триста лет она играла важную роль в европейскойполитике. Но все постепенно меняется. Новые торговые пути в Индию вокругАфрики, открытие Америки, могущество австрийских Габсбургов и усиление Францииработали против Венецианской республики. В 1718 году Австрия и Турция вынудилиее отказаться от своих территорий и колоний в Европе, а в конце XVIII векаВенецию завоевал Наполеон и передал ее по договору австрийским Габсбургам.

Еще несколько раз Венеция переходила из рук в руки, пока в1866 году не вошла окончательно в состав нарождающегося Итальянскогокоролевства. Уникальная республика, просуществовавшая тысячу сто лет, во главекоторой стояли сто двадцать дожей, ушла в историю, а Венеция стала городомновой Италии. Но и в новой стране, в которой сосредоточено больше половинывсего культурного наследия человечества, Венеция занимает особое место.Ежегодно ее посещают миллионы туристов, она входит в традиционный туристическиймаршрут Апеннинского полуострова наравне с Римом, Миланом, Флоренцией.

Дронго вспоминал историю Венеции, пока они ехали по мосту,соединяющему город с материком. В автобусе кроме них, прилетевших из Флоренции,находился комиссар Модзони, отвечавший за операцию в Венеции, —сорокалетний худощавый мужчина высокого роста. У него были темные,проницательные, глубоко посаженные глаза, тонкие губы и красивые, густые,искусно уложенные волосы, очевидно, он успевал посещать парикмахера. На егоподбородке виднелся шрам, придающий ему особенно мужественный вид. Сидя рядом спомощником, который вел автобус, Модзони подробно излагал свой план. Всеприехавшие слушали не перебивая. На первом сиденье разместились Террачини иБрюлей. На втором — Дронго и Даббс. На заднем сидели Луиза и ее напарник,офицер полиции Маурицио. Когда все садились в автобус, Дронго хотел оказатьсярядом с молодой женщиной, но она демонстративно протиснулась на заднее сиденье,устроившись возле Маурицио. Луиза явно знала, что Дронго против ее участия воперации, но была не согласна с ним. А может, просто не хотела лишний раздемонстрировать их близость. Несмотря на свободные нравы современнойитальянской молодежи, несмотря на все усилия феминисток, Италия все ещеостается страной с крепкими семейными традициями, устои которых не смоглирасшатать новые веяния единой Европы. И молодая женщина, пусть она даже офицерполиции, не могла столь явно афишировать свои отношения с приехавшиминостранцем.

В это раннее утро почти не было машин. В Венеции туристыобычно появляются после девяти утра. Многие из них предпочитают ночевать наконтиненте, поскольку это гораздо дешевле. Гостиницы в Венеции стоят на порядокдороже, чем в Риме или в Милане, а рестораны предлагают меню по ценаммосковских ресторанов, которые, как известно, считаются самыми дорогими вЕвропе.

— Мы доедем до вокзала, — пояснил Модзони, —там нас ждет лодка. А площадь оцеплена, и с двух сторон будет вестись съемка.Правда, я не уверен, что он появится, потому что просто не сможет оттуда уйти.Здесь не Флоренция и не Рим. Вода со всех сторон. Он не может превратиться вневидимку. Всех гондольеров мы предупредили.

— Он не мог с кем-нибудь договориться? — вмешалсяДаббс. — Или выдать себя за гондольера?

— Нет, — улыбнулся Модзони, — мы знаем всех влицо. Эта профессия в нашем городе чрезвычайно уважаемая и передается понаследству от отца к сыну. Нельзя просто так стать гондольером в Венеции. Дляэтого нужно много лет учиться. Все они, кто сегодня будет у площади, знают другдруга в лицо. Убийца не мог ни с кем договориться и не сможет каким-то образомсбежать. Я думаю, что он просто блефует. На самом деле даже не посмеетпоявиться в нашем городе.

— А если посмеет? — угрюмо спросил Дронго, чувствуяза спиной взгляд Луизы. — А что, если он снова придумал какой-то трюк,который мы не можем учесть? Он умеет думать, синьор Модзони. Это не обычныйубийца.

Модзони нахмурился.

— Посмотрим, — пробормотал он. — В нашемгороде мы не дадим ему развернуться. А если он посмеет здесь появиться, то мыего возьмем. У него нет ни одного шанса. Ни единого.

Дронго все еще чувствовал на своем затылке взгляд Луизы, нобольше ничего не сказал.