С трудом разогнулась и, придерживаясь за стены – головакружилась, тошнило так, словно вот-вот вывернет, – потащилась в комнату.

Боже мой! Валька лежит на пороге спальни, вниз лицом, нелепоизогнувшись; алый пуловер на спине точно так же изукрашен темно-краснымнабухающим пятном, как свитер Ваньки. И брызги – кровавые брызги на стене, наполу.

– Валя… – выдохнула Лида, взмахивая руками, пытаясь удержатьравновесие. Но голова кружилась все сильней, ее резко повело в угол. Оперлась окрай стола, чтобы не упасть. И вдруг звон в ушах, который начался, как толькоона увидела лежащего в прихожей Ваньку, утих, и Лида отчетливо различиланеторопливые шаги, доносившиеся из соседней комнаты.

И только тут до нее дошло, что человек, стрелявший в еесоседей, до сих пор находится в их квартире. Однако это кошмарное открытиеотнюдь не придало ей сил бежать, а наоборот – лишило последних. Руки ослабели,ноги подогнулись – она тяжело села на пол и снизу вверх уставилась наневероятно высокого человека в черной крутке, который возник в раздвижныхдверях, стал на пороге над распростертым Валькиным телом и протянул к Лиде рукус… О боже ты мой… да ведь он держит пистолет! Наверное, тот самый, из котороготолько что…

– А ты тоже, дура, к ним трахаться пришла? – неожиданногромко, оглушительно, невыносимо громко выкрикнул незнакомец, а потом черныйглаз пистолетного ствола, в который неотрывно смотрела Лида, закачался,расплылся… и утонул в каком-то сизом, дымном мареве, вдруг нахлынувшем со всехсторон и затопившем и ее, и комнату, и весь окружающий мир.

То, что Сергей исчез и возвращаться не собирается, Лидаосознала не сразу. Она уже начала постепенно привыкать к его тихому, почтибеззвучному присутствию за стеной: даже запах табачного дыма, поселившийсятеперь в квартире, стал меньше ее раздражать. Судя по стойкости этого запаха ипо количеству окурков, которые наутро оказывались в пакете для мусора, Сергейкурил почти беспрерывно, сигарету за сигаретой. Ночью он то ли не спал, то личасто просыпался, чтобы подымить, но у Лиды создавалось впечатление, чтопроцесс курения не останавливается ни на минуту. При этом, что было странно,Сергей не кашлял, хотя, казалось бы, легкие его должны быть источены до дыр –при таких-то масштабах курения.

А впрочем, здоровье у него раньше было отменное, он вообщене болел по жизни, даже когда домашних валила с ног семейная эпидемиякакой-нибудь, выражаясь по-старинному, инфлюэнцы, а проще говоря, простуды,гриппа, насморка, он всегда был бодр, свеж, силен, всегда готов сбегать ваптеку за лекарствами и заварить чай с малиной.

Лида, кстати сказать, росла девчонкой хлипкой и болезненной,но несокрушимое здоровье и крепость Сергея казались ей чем-то само собойразумеющимся, как и его ослепительная внешность, и безунывный нрав, и легкий,не скандальный характер, и неистребимая, великодушная рыцарственность. Долгиегоды потом она мерила всех встречных парней и мужчин по образу и подобиюСергееву, и сколько же разочарований ей принесло открытие, что таких, как он,пожалуй, нет на свете! Устав от разочарований, она и вышла замуж за Виталия –нет, вернее будет сказать, выскочила – оголтело и ошалело… Ничего хорошего изэтого не могло получиться, ну вот и не получилось, конечно.

Видимо, эта несокрушимая крепость здоровья осталась приСергее даже тогда, когда он превратился в ту пародию на себя прежнего, в тогополучеловека, который однажды поскребся – не позвонил, не постучал, а именноедва слышно поскребся в дверь Лидиной квартиры и хрипло выдохнул:

– Открой. Это я, Сережа. Пусти меня. – А потом, словнопонимая, что Лида его не узнает, да и невозможно было его узнать, невозможноувязать в памяти два образа: Сергея прежнего – и его нынешние останки, он левойрукой неловко извлек из нагрудного кармана и выставил перед собой картонныйбланк с фиолетовой печатью поверх фотографии – справку о досрочном освобождениив связи с увечьем.

И Лида долго-долго вчитывалась через цепочку в отпечатанныена машинке строки, прежде чем до нее дошло, кто это стоит там, за дверью, ипросит его впустить.

Когда Лида наконец осознала смысл документа, она впала втакой ступор, что даже не сразу смогла отворить дверь. И пока возилась сцепочкой, то и дело выглядывала в коридор в робкой надежде, что страшноесущество исчезнет, провалится туда же, откуда возникло, – внезапно, какнесчастный случай, как стихийное бедствие. Кажется, Сергей ощущал это еетайное, невысказанное желание, потому что иногда он вздыхал, негромко,протяжно, надсадно, и у Лиды моментально сжималось сердце от жалости, стыда истраха.

А может, ему было все равно, что с ним станется, все равно,впустит его Лида или нет, потому что, когда дверь наконец отворилась, он вошелне сразу, а какое-то время постоял на пороге с выражениемнерешительно-отрешенным: смотрел то на стены прихожей, то на молодую женщину,медленно отступавшую от двери, судорожно обхватившую себя обеими рукамикрест-накрест, словно защищаясь или сдерживая дрожь. И опять ей стало стыдно,она развела руки – не то чтобы обнять Сергея, на это все еще не хватало нихрабрости, ни сил, – но хотя бы сделать приглашающий жест. Однако Сергеймедленно улыбнулся левой стороной лица – от правой осталась только уродливослипшаяся кожа, ведь вся правая сторона его тела была страшно искалечена: рукаотсечена, плечо сплющено, как бы вдавлено в шею, а грудная клетка, чудилось,прилипла к спине – и сказал тихо, этим новым своим, задыхающимся, шелестящимголосом, который приобрел там же, где потерял часть себя:

– Ничего не говори. Все сам знаю и понимаю. Ничего не прошу– только дай пожить. Не беспокойся, я ненадолго. Боковушка у тебя свободна? Ятам лягу. Если занята – поставь раскладушку на кухне. Нет раскладушки – могу ина полу. Я привык. Мне бы только помыться, чтобы тут… ничего… – Оннеопределенно повел корявыми пальцами, оглядывая Лидину дубленку, висящую навешалке, ее коротенькую шубку из стриженого песца, несколько пар сапог,брошенных в угол, три разноцветных шарфа на верхней полке вешалки, вязануюшапочку. Бледно улыбнулся: – Обои переклеила? Красивые… А это, – показал ейсвою нелепую торбу, – давай в мешок пластиковый завернем и в мусоропроводбросим, хорошо? Там и нет ничего, сам не знаю, зачем я это с собой пер. Так, попривычке… И одежу мою выкинь. (Он так и сказал: «Одежу!») Дай что попало,неважно. И вот еще что: деньги, которые ты посылала, – спасибо за них, большоеспасибо! – они почти все целые остались, я их оставил там одному человеку. Он вмае должен выйти, обещал привезти. Хороший парень, он мне там другом был. Еслипоявится такой Гриша Черный, скажет, должок, мол, привез – ты его не бойся,значит, это он, ты с ним без опаски встреться.

– Ну так ты сам с ним встретишься и заберешь, – разомкнуланаконец губы Лида, но Сергей лишь бледно улыбнулся в ответ: