— Пожалуйста, — пожала плечами Евгения. — Я на неё вовсе не претендую.

— Прости! — он поцеловал её руку. — Не обиделась? Я быстро. Поскучай немного.

Он не стал включать верхний свет, зажег торшер с темно-бордовым абажуром и поставил какую-то музыку. Знакомое, подумалось Евгении. Хампердинк, что ли? Но вслух она своих догадок высказывать не стала, чтобы не попасть пальцем в небо. Наверняка он — меломан, знаток… Музыка как-то незаметно захватила её. Она будто лилась потоком со всех стен и мягко окутывала, завораживая. Что там говорил по этому поводу Остап Бендер? "Типичный охмуреж под звуки мандолины". Кажется, она произнесла это вслух, потому что вернувшийся из кухни с подносом Виктор кивнул:

— А то нет!

Из маленькой навесной полки — книжной, приспособленной под мини-сервант — он достал бокалы. На журнальном столике уже стояла бутылка какого-то вина.

— "Киндзмараули", — похвастался Виктор. — Из Тбилиси друг привез.

Может, ещё не поздно встать и уйти? Но Евгения продолжала сидеть, понимая, что она уже заступила за черту. В детстве, играя в "классики", в таких случаях они кричали друг другу:

— Стратила!

То есть, на время выбыла из игры. Вот и она выбыла. Из своей привычной жизни.

Тот день, когда она познакомилась с Виктором и провела у него ночь, вернувшись домой под утро, перевернул её жизнь. Прежде подруги рассказывали Евгении, что сексом можно заниматься долго, но, сколько она себя помнила в семейной жизни, лишь первую неделю медового месяца они… совокуплялись какое мерзкое слово! — дважды в день, утром и вечером, потом только вечером, перед сном, потом раз в неделю, потом… Но чтобы всю ночь! Она считала, что женщины, рассказывая о таком, просто преувеличивают.

Вначале она ещё повторяла себе: нужно идти домой, но время вдруг стало существовать отдельно от нее. Шло себе и шло, где-то в другом измерении, пока не стало светло за окном.

Сонный Виктор только пробормотал:

— Я тебя провожу.

— Не нужно. Уже утро, а я живу в соседнем доме, — сказала она, целуя его в губы и смутилась: на нижней губе Виктора темнел синяк. Евгения, ты страшная женщина!

— Я буду ждать тебя завтра. В семь, — сказал он.

Она лишь усмехнулась про себя: её любовник! У неё никогда прежде не было любовника. А теперь она шла домой, как… А как она шла? Боялась?

Евгения будто видела себя со стороны — гулящую жену. Как встретит её муж? Конечно, изобьет! Когда-то он, вроде, занимался боксом. Врежет слева! Врежет справа! Как говорили в детстве у них во дворе: и кровянкой умоешься! Но думала она об этом как-то лениво и почти без волнения.

Она открыла своим ключом дверь и переступила через порог.

Аркадий спал. Она решила это в запале, глянув на его спокойное, расслабленное лицо. Неужели любящий муж будет спокойно спать, не зная, где всю ночь была его жена? Она вгляделась в его лицо — слишком спокойное. Обычно, лежа на спине, он храпит. И приоткрывает рот…

Непонятно, почему ей лезли в голову эти идиотские подробности?

— Аркадий! — тихонько позвала Евгения.

Муж не отозвался, хотя ресницы его дрогнули, и перевернулся на другой бок.

Не спит! Он же — не спит!

Нарисованный ею образ взбешенного супруга оказался явно из другой книжки. А этот, настоящий, на её измену реагировать не хотел.

"Встань, пожалуйста! — мысленно заклинала она. — Ударь! Крикни! Разбей что-нибудь? Неужели тебе все равно?!"

Он не шевелился. Неизвестно, сколько бы ещё она так стояла, если бы не услышала знакомое похрапывание. Теперь он действительно заснул! Успокоился — его жена домой вернулась…

Выходит, для осуждения поступка Евгении у него не нашлось даже слов?

А ведь так было всегда, — вдруг поняла она, — всю предыдущую жизнь. Просто на фоне всевозможных незначительных событий его равнодушие не так бросалось в глаза. Жили рядом два бесчувственных существа. Сосуществовали. Как две протоплазмы. Две амебы. Две медузы… Она содрогнулась.

"Ты во всем виновата! — сурово сказал её внутренний голос. — Ты не хотела этого видеть! Ты выдумала своего мужа от начала до конца. Приписывала ему мысли, которых он не имел! Придавала его словам смысл, который он в них не вкладывал! Даже подругам хвасталась, какой Аркадий необыкновенный и как ты его любишь!"

Она стыдилась признаться самой себе, что её замужество было ошибкой. А поскольку в муже не было пороков, из-за которых распадались все известные ей браки — он не пил, не изменял, зарплату всю отдавал — получалось, не к чему придраться.

Семнадцать лет! Господи, целая жизнь, прожитая без любви. Жизнь иллюзия, жизнь — сон. Жизнь — самовнушение…

Она разделась и легла на край кровати, стараясь не дотрагиваться до Аркадия. И провалилась в тяжелый, глубокий сон.

Проснулась Евгения, когда солнце ушло уже на другую сторону квартиры задернутые шторы создавали в комнате полумрак, но она почувствовала время за полдень. Аркадий гремел на кухне чайником — может, ей приснилась эта ночь вне дома?

Она встала и поплелась в ванную. Все равно придется проходить мимо кухни и что-то там говорить.

— Доброе утро!

— Доб-рое, — с расстановкой сказал муж.

Она задержалась, в надежде услышать что-нибудь еще, но он с удвоенной против обычного энергией резал хлеб.

Пока она чистила зубы, принимала душ, Аркадий накрыл на стол. Евгения мимоходом глянула на себя в зеркало — выглядела она как-то по-особому свежо, но это не радовало: в голове пульсировала мысль — что же теперь будет? Ведь по-прежнему жить нельзя!..

— Тебе кофе или чай? — спросил он, будто ничего не произошло.

— Кофе. С молоком.

— Я знаю… Если не возражаешь, я съезжу к сестре, что-то у них опять случилось, просила приехать.

Его сестра — постоянно ссорится с мужем, и Аркадий ездит их мирить.

Все как обычно. Привычные жесты. Привычные слова. Вот только в глаза он ей не смотрел. Будто это не она, а он не ночевал дома.

"Это неправильно! Нечестно! — метался в поисках выхода её взбудораженный ум. — Он должен возмутиться! Что-то сказать. Обозвать наконец!"

— С мая мне обещали зарплату добавить, — теперь он смотрел не на Евгению, а как бы сквозь нее, будто она — прозрачная, а как раз на стене, за нею, появилось что-то интересное. — Мы сможем купить тебе кожаное пальто с мехом, как ты хотела.

"За что же мне пальто? — мысленно рассвирепела Евгения. — Заткнуть им рот? Или другое место?! Как он все повернул! Вот, мол, какой я снисходительный, добрый! И какая ты дрянь по сравнению со мной!"

— Может, мне придется у них заночевать? — его бесстрастный голос прорывался сквозь бушующий в ней огонь. — Ты не возражаешь? Хочешь, мы поедем вместе?