— И правда, рабыни! — бурчит Евгения.

— Это что-то новое, — проницательно смотрит на неё Люба. — А, может, ты мать просто заелась? У тебя муж — другим на зависть! Не пьет! По бабам не ходит! Всю зарплату отдает! Наверняка даже заначки не имеет.

— А зачем? — пожимает плечами Евгения. — По карманам я не шарю. Карманные деньги считаю само собой разумеющимися.

— Тогда скажи, чего тебе надо?

— Любви!!!

— Думаешь, разведешься и просто не будешь знать, куда от неё деваться? Косяками пойдут мужики, предлагая Лопухиной свое пылающее сердце?

— Знаешь, сытый голодного не разумеет! — взрывается Евгения. — Забыла, как твой Сашенька в командировку на месяц уезжал?

— Помню! — голос Любы лишается воинственности, а глаза затуманиваются. — Тогда мы сутки пролежали в постели, обнявшись. Все не могли оторваться друг от друга.

— А почему ты считаешь, что я хуже тебя?

— Что ты, дурочка, что ты! — пугается Люба. — У меня и в мыслях не было тебя обидеть! Но ты ведь никогда прежде не собиралась взять и пустить свою семью под откос…

Она опять впадает в прежний покровительственный тон. Воистину, "чужую беду — руками разведу"…

— А ты все средства перепробовала? — спрашивает Надя, другая её подруга.

Надо отдать им должное: обе стараются удержать её от опрометчивого шага. Люба — потому, что у неё есть семья, и она хочет того же для Евгении. Надя — потому, что у неё нет семьи, и она не хочет, чтобы Евгения шла по её стопам.

Но никто из них не знает о Викторе. Почему-то Евгения вдруг перестала делиться с ними, знающими всю её подноготную чуть ли не с материнской утробы. И сейчас они отговаривают её не по причине своей душевной черствости или невнимательности, а потому что просто не знают! Даже не представляют себе, как Евгения изменилась!

Пойти на суд Аркадий никак не соглашался. Она его еле уговорила. Пригрозила — со слов юриста, конечно! — что если он не придет два раза, на третий её все равно разведут, но уже без его участия.

Конечно, судья стал допытываться, в чем причина их развода. Трудно поверить в то, что они не сошлись характерами… после семнадцати лет совместной жизни!

— Не знаю, что с нею случилось! — горестно сказал Аркадий и при всех заплакал.

Судья закашлялся, а женщины-заседатели суровыми взглядами окинули Евгению.

— Спросите мою жену, в чем она может меня обвинить? — продолжал публично горевать Аркадий. — Разве все эти годы я жил не для семьи?

— А вы что на это скажете? — обратился к Евгении судья.

Что она скажет? Да уж не правду! Разве вы к ней готовы? Она представила, как округляются глаза у дам-заседательниц, если она скажет: "Мой муж меня не удовлетворяет!" Или: "Хочу развестись, потому что мы не живем, как муж и жена".

Она вспомнила, как горько плакала на днях в женском туалете её сотрудница.

— Эта тварь — любимый муж — во всеуслышание объявил, что я шлюха. Представляешь? Только за то, что я робко… понимаешь, робко намекнула: мол, Коля, мы с тобой совсем перестали заниматься любовью! Фразу эту дурацкую у сверстников дочери подцепила, чтобы не называть вещи своими именами. Зато он не стал стесняться. А ведь я и забыла, когда в последний раз…

Подруга Надя, как человек с мужем разведенный и в житейских делах опытный, сразу предложила:

— Может, у твоего Аркадия есть женщина? Он с нею накувыркается, а на тебя уже сил не остается?

— А когда?

— Что — когда?

— Когда он с нею кувыркается? С работы приходит минута в минуту, вечера и выходные дни — дома.

— Ну, такие истории рассказывают даже в анекдотах. О том, что у мужа есть любовница, узнают порой лишь на его похоронах. А на вопрос, как им удавалось это скрывать, слышат объяснение: "А нам хватало обеденного перерыва и его премии"…

Евгения могла бы радоваться: её муж — пока ещё муж! — вдруг воспылал к ней страстью. Следующее судебное заседание отложили на три месяца и за это время Аркадий, надо понимать, стремился вновь завоевать так легкомысленно отданные позиции. Если прежде он её месяцами не трогал, то теперь прямо-таки нагло пер! А она не хотела его принимать. И это было ужасно. Отказывать в близости человеку, который до недавнего времени был единственным мужчиной её жизни.

Теперь с ним она больше этого не хотела. Во-первых, она прежде не догадывалась, что это таинство вовсе не так примитивно, как было у них с Аркадием. Во-вторых, оказалось, что в интимных отношениях мужчина вовсе не должен был в первую очередь заботиться о самом себе. Скорее наоборот, он должен думать о ней, а женщина воздаст мужчине сторицей за заботу. Так, заботясь друг о друге, они и приходят к высшему наслаждению. И супружеский долг здесь вовсе ни при чем.

Что-то в этом словосочетании Евгению возмущало и одновременно смешило. Разве можно считать долгом чувство близости? Что же тогда долг? Наверное, необходимость совокупления при отсутствии чувств…

Несмотря ни на что, Аркадий её отказ воспринимать не желал. Он просто-таки кипел и пенился от бессилия: его жена, прежде существо скромное и податливое, на глазах превратилась в фурию, которую нельзя было взять даже силой. Разве что убить!

Нельзя сказать, что Евгения так сразу взяла и очерствела. Она жалела Аркадия, но эта жалость была какая-то отстраненная. Теперь она четко разграничивала: вот жизнь Аркадия — он её хозяин, и все в ней обустроил по своему разумению. Необременительные обязанности, неслышная поступь, незыблемые принципы: никогда не бегать, ничего быстро не делать, не высказывать никаких эмоций, беречь свое здоровье — обязательно спать днем. Молодым, эмоциональным, безрассудным Евгения его не знала. Любил ли он когда-нибудь?

А вот её жизнь. Она тоже не менее ценна, и поскольку у Евгении другой нет, то просто принести её в жертву Аркадию она не может. Да и какая в этом необходимость? Евгения вдруг стала относиться к себе по-другому. С уважением, как к личности. И решила впредь руководствоваться не только чьими-то интересами, но и своими собственными…

Попытался Аркадий вернуть и расположение сына. Не то, чтобы он его прежде не любил или чего-то для него жалел. Но Никите всегда не хватало именно отца-друга, а не принципиального наставника, который ни за что не пойдет с тобой на стадион, но охотно прочтет лекцию о пользе спорта.

Теперь он стал жаловаться сыну на мать. Евгения об этом не догадывалась, пока однажды не услышала:

— Папа, разбирайся с мамой без меня! Что я ей скажу? Не бросай папу? Но она и сама взрослая.

Всему свое время. Евгения сына на свою сторону не перетягивала. Она только сказала:

— Мы с папой разводимся.

Они были хорошими товарищами и не стеснялись говорить друг другу все, что думают, но тут собственный сын удивил её.