Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Какая… редкая в своем идиотизме преданность, — с усмешкой сказал белоголовый.
— Решил в папашу поиграть, поучить уму-разуму? — прорычал Эш. Вскипевшая злость дала ему новые силы, и парень рванулся всем телом к главарю.
Но белоголовый опередил его. Короткий взмах — и сильный удар в челюсть отшвырнул Эша назад.
— Добить?.. — с готовностью спросил стоявший рядом воин.
— Не нужно, — ответил вожак, продолжая крутить в руке узкий метательный нож. — Оставь его. — и, обернувшись к своим, погромче крикнул. — Уходим отсюда!
От боли, злости и осознания собственной беспомощности у Эша звенело в ушах. Поднявшись на четвереньки, он прохрипел.
— Мы еще встретимся… Я найду тебя, паскуда!
— Очень на это надеюсь, — через плечо бросил ему в ответ белоголовый. — Иначе ты носишь лицо, которого не достоин, а я ошибся.
Убийцы двинулись к въездным воротам, а Эш в изнеможении повалился наземь. Казалось, даже если сейчас ему на голову начнет падать камень, он не сможет не то чтобы отодвинуться в сторону, но и пальцем пошевелить.
Но пожар не могли не заметить дозорные. К утру отряд городской стражи должен быть здесь. Эти выродки не смогут далеко уйти…
Боль разгоралась все сильней. Кости и мышцы внутри будто плавились. Раны на груди продолжали сильно кровить, и Эш вдруг понял, что если ничего не предпримет прямо сейчас, то вскоре уснет и уже никогда не проснется.
И тогда никто не узнает о том, что здесь произошло.
Но Эш не мог этого допустить. Он должен рассказать, что на самом деле случилось. Он — единственный среди живых, кто знает правду!
Нужно было найти бальзам, останавливающий кровотечение. Небольшие склянки такого снадобья носили при себе некоторые телохранители и командир дворцовой стражи. Собравшись духом и мысленно ругаясь, на чем свет стоит, Эш сначала поднялся на четвереньки, а потом с трудом встал на ноги, плохо ощущая под ними землю.
Осмотревшись, он отправился искать тела тех, у кого могло оказаться лекарство. Наконец, склянка была найдена. Усевшись под деревом, юноша одолжил у мертвого стражника нож, разрезал крепежи у нагрудника и с треском распорол на себе рубаху.
Порезы начинались от середины грудины, прямо под темной родинкой, которая была у Эша с самого детства, и тянулись до пояса. Закусив губу, он плеснул бальзам себе в ладонь. Видом и цветом снадобье напоминало оливковое масло. Эш размазал его по ранам и взвыл, как если бы кто-нибудь обжег ему грудь факелом. Он извивался у корней, как раненый змей, вгрызаясь пальцами в нежную траву — до тех пор, пока сознание услужливо не отключилось еще раз.
* * *
Во второй раз он проснулся от жуткой вони.
Мышцы больше не разрывало изнутри. Только раны на груди терпимо ныли после бальзама. Землю под его животом словно покачивало и иногда встряхивало, какой-то размеренный стук, похожий на удары лошадиных копыт, звучал умиротворяюще…
И тут его осенило. Кони? Городская стража здесь? Наконец-то!
Он открыл глаза…
И в паре сантиметров от себя увидел чью-то грязную, покрытую гнойными язвами ступню. Он дернулся в сторону — но и справа и слева его теснили крепко связанные веревками ноги людей.
Эш оказался в огромной крытой телеге, лежащим спиной на голых досках меж двух рядов пленников.
Взглянув на себя, он обнаружил, что кто-то заботливо надел на него грубую небеленую рубаху. И судя по тому, что кровавых разводов на ней не было, бальзам все-таки сделал свое дело.
А на шее у Эша была веревка с тонкой деревянной табличкой размером с пол-ладони, на которой виднелась кривая восьмерка, нарисованная красной краской.
В повозке воняло немытым телом, кровью и прокисшими сапогами. Люди, ехавшие в ней, выглядели один страшней другого: полуголые, со следами плетей на плечах, или в рваной одежде… У выхода с коротким мечом на коленях и плетью за поясом сидел огромный, почти квадратный стражник. Еще один воин расположился на возвышении спиной к вознице.
Эш приподнялся, подтянул к себе колени — и обнаружил, что у него связаны руки и ноги, как и у всех остальных.
— Эй, крысеныш, не трепыхайся там! — прикрикнул на него стражник. — На лавку пересаживайся спокойно, и без лишних движений. А то до места живым не доедешь.
— А… куда мы едем?.. — сиплым сорванным голосом спросил Эш.
— Куда-куда… Куда возят всех смертников — за границу Внешнего Круга! — брезгливо сквозь зубы выплюнул в ответ стражник.
Эш не верил своим ушам. Смертники? Внешний Круг?.. Каким образом он вообще здесь очутился?
— Но я же ничего дурного не сделал! — изумленно выдохнул Эш.
— Так у нас тут целая повозка невинных — ни одного грешника! — обнажил гнилые зубы в улыбке один из приговоренных.
— Я — свидетель, а не преступник! Я — телохранитель господина Аварры! — возмутился Эш, и его голос утонул в хохоте.
— А что, никого постарше-то в имении не нашлось? — сквозь смех проговорил один из смертников.
— Хранитель мамкиной титьки! — подхватил другой.
У парня от ярости сжались кулаки, а стражник, чуть приподнявшись со своего места, злобно гаркнул на развеселившихся:
— Молчать!
Все, как один, потупились и умолкли.
Уставившись на Эша, стражник с той же интонацией рявкнул:
— А ты на место свое сел и заткнулся!
Происходящее казалось Эшу скверным сном. Подчинившись требованию, он втиснулся на низкую скамью между двумя другими смертниками.
А в голове пульсировала только одна мысль: это какая-то страшная ошибка. Ведь даже если его в чем-то обвинили, сначала должен быть суд. Приговоров без суда не бывает!
И он с надеждой взглянул исподлобья на воина.
— А как же разбирательство?.. — проговорил он.
— Так оно уже было, малец, — хмыкнул тот. — Только ты спьяну его проспал.
Воин вынул из рукава скрученную в трубочку бумагу и громко прочитал:
— «Номер восемь, раб, собственность покойного господина Аварры, опоил дворцовую стражу и открыл задние ворота группе разбойников в количестве тридцати двух человек, пойманных и признавшихся в своем злодеянии». Так что, как видишь, и без тебя разобрались…
У Эша округлились глаза.
Он — кого-то опоил?.. И какие еще разбойники?.. Откуда их вообще взяли?
— Но это все неправда! — взорвался Эш, от негодования забывая, где он и в каком статусе теперь находится.
Сейчас он думал только о том, что белоголовый где-то там, на свободе, и все так же ухмыляется, потому что вышел сухим из воды. — Все было не так! — затараторил он. — В имение господина Аварры ворвались люди со стигмами!..