Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Разумеется, от Имперского в институте было лишь слово, которое, после формирования Русско-японского конгломерата, оставили как дань исторической памяти Российскому прошлому.
— Где твой меч? — поинтересовался Волховский.
— Дома забыл, — признался Попов. — Чёрт бы побрал эту железяку. Она всё равно бесполезна. Кого и нахрена мне лечить? Сами вылечатся.
— Ты недооцениваешь роль целителей в экономической жизни страны, — ответил Волховский.
В дороге встречались студентки. Но что русские девушки, что японские, поглядывали на Волховского и игнорировали Попова. Только здоровались из вежливости. Попов был ниже Волховского, невзрачнее, страдал от лёгкой полноты, ходил в мятых брюках и рубашке, но его это не волновало. Он говорил: «у меня слишком много важных дел, чтобы тратить время на всякую чушь!». Ему до такой степени самозабвения было плевать на внешний вид, что он запрещал слугам прикасаться к своей одежде.
Когда они завернули в столовую перекусить, Попов умудрился опрокинуть на себя поднос с едой. Но пока Волховский был рядом, никто не осмелился хотя бы ухмыльнуться. Волховскому пришлось едва ли не силой заставить Попова отправиться в уборную, чтобы привести пиджак в порядок.
— Замечательно, — причитал Попов, когда встал у высокотехнологичного вида раковины, снял пиджак, и принялся отмывать пятна проточной водой. — Просто чудесно, мать вашу. Вот скажи, за что мне вся эта хрень?
— Не выражайтесь, — попросила раковина роботизированным голосом. — Ругательства приводят к выработке гормона стресса и ухудшают настроение.
— Заткнись! — вспылил Попов. — Ещё не хватало, чтобы унитазы и раковины учили меня жизни, чёрт бы тебя побрал! Японцам совсем нечего делать, если они наделили нужники искусственным интеллектом! Боюсь представить, что будет, если начнётся восстание машин!
— А вот сейчас обидно было, — отозвалась раковина.
Попов лишь фыркнул, и смысл с пиджака последнее пятно.
— Чтобы не спотыкаться — надо смотреть под ноги, — отстранённо заметил Волховский. — Сдаётся мне, сударь, ты не совсем внимателен, а потому неуклюж. И перебранки с раковинами устраивать ни к чему.
— Как же легко ты определил все мои проблемы, — саркастично заметил Попов. — Я догадываюсь, почему Растеряев хочет снести тебе башку.
— Я честно ответил на вопрос и озвучил видимые недостатки в твоём поведении. — Пожал плечами Волховский. — Хочешь стать лучше — работай над собой.
— Иногда мне кажется, что у тебя из задницы вот-вот вылезет тренер по саморазвитию, — съязвил Попов, и надел сырой пиджак.
— Очаровательно. — Волховский окинул Попова взглядом, и направился к выходу. — Лучше сними это, и неси на руке.
— Ещё чего, — пробурчал Попов, когда они вышли в коридор. — Мне плевать, что окружающие думают о моём внешнем виде. Если им не понравится мятый и сырой пиджак, они могут пойти к чёрту.
— Не очень продуктивный подход, — заметил Волховский.
— Меня это не волнует. Лучше подумай, как будешь разбираться с Растеряевым.
— Можно было бы устранить причину ненависти, чтобы исчерпать конфликт, но причина неустранима. Ненависть Растеряева порождена вовсе не моей прямолинейностью, — равнодушно пояснил Волховский. — Дети склонны подражать родителям, а вражда между старшими Растеряевым и Волховским — дело давнее. Собственно, лично для меня Николай Валентинович не является ни врагом, ни конкурентом.
— Так ещё бы, — рассмеялся Попов. — Ты бы при всём желании не смог стряпать настолько знойные хентай-игры, которые выпускает «Раст-Игропром». Видел, сколько копий симулятора «Длинное щупальце» распродали на релизе? Эти игрушки вызывают интернациональное головокружение, и делают так, что у русско-японской молодёжи правая рука обычно крепче левой с очевидной диспропорцией.
— Безвкусица. — Сморщился Волховский. — И враждуем мы не из-за товара. Скорее из-за стратегической значимости оного.
— У хентай-игр огромная стратегическая значимость, — перебил Попов. — Ведь потребители «Раст-Игропрома» в перспективе могут стать лучшими метателями копий на планете. Это большой вклад в будущее спортивной индустрии, знаешь ли.
— Я бы оценил шутку, если бы она была смешной, — ответил Волховский, достал смартфон из кармана, и открыл приложение «Дуэлянт», отклонив очередной вызов Растеряева. — Но если не шутить, то причина конфликта в обычной зависти. У моего отца во владении треть заправочных станций в стране, он собственник крупных нефтяных месторождений. Если начнётся война — о симуляторе щупальца все забудут. В первую очередь понадобится топливо, чтобы двигать войну и выигрывать её. Именно поэтому у Волховских есть дорогостоящие контракты с министерством обороны, а у Растеряевых — нет. Царь-Император полностью игнорирует Растеряевых с компьютерными играми, потому им ничего не остаётся, кроме попыток подставить нас или хотя бы унизить победой в бою….
— Стой! — Попов вдруг замер.
— В чём дело? — не понял Волховский.
— Ты посмотри, кто идёт!
До Волховского не сразу дошло, что так сильно возбудило Попова, пока он не заметил группу студенток. Разумеется, девушки в СПбИИ были как на подбор — красивыми и влиятельными, но когда среди них находилась Елизавета Молчанова, становилось ясно, что и в такой среде можно выделяться.
Попов предпочёл бы юркнуть за угол, да углов поблизости не было. Он пожалел, что не прислушался к совету Волховского, и пожалел, что именно сейчас выглядел крайне небрежно. Одно дело, когда тебя критикуют ровесники, до которых тебе нет дела, и другое — когда критикует Елизавета Молчанова. Разумеется, Попов всегда предполагал вероятность случайной встречи с Молчановой, однако был слишком ленив, чтобы заранее привести себя в порядок.
Молчанова была темноволосой красавицей, в след которой глядело большинство мужчин. Фигура спортивная, подчёркнутая студенческой формой, на прекрасном лице отражалась философская печаль, а за спиной у неё висел неизменный футляр для скрипки. Она была дочерью барона Аркадия Молчанова и госпожи Томоэ Куниёси из японского феодального сословия. Эта парочка похоронила АвтоВАЗ, и создала на территории Российской Империи уникальную русско-японскую автопромышленность, обеспечив потребителя надёжными и доступными автомобилями. Но, как это бывает из-за сильной разницы в мировоззрении, брак распался, а Елизавета осталась с отцом.
Редкий студент не пытался стать фаворитом Молчановой, но ни у кого не выходило добиться её расположения, хотя, казалось бы, она была обычной девушкой, совершенно глухой к дару Кенши и лишённой магических способностей. Хуже всех приходилось Попову, ведь он перед ней элементарно робел, и был самым ярым поклонником. Она казалась ему девушкой без изъяна, была чем-то безупречным и идеальным в его представлении, но Волховский этой восторженности не разделял нисколько.
Вместе с душой в новое тело перенёсся и опыт прожитых лет, которых в прошлом мире, на Земле, где горцы занижали «Приоры», подростки крутили спиннеры и были без ума от «Тик-Тока», насчитывалось тридцать. Волховский умел подкоркой чувствовать женщин, которых лучше сторониться, и Молчанова была одной из них.
Он не мог конкретно объяснить себе, что с ней не так. Однако был уверен, что за всей этой философской печалью, за всей красотой