ответила, что понятия не имеет, кто это такой. Барри сказал, что он знает, кто такой Чубака, и что это не очень-то мило с их стороны. Но мама ответила, что у него нет своих детей, поэтому он может заткнуться.

Однажды, когда мама была на родительском собрании, Барри позвал меня в ванную. Он стоял там в майке, весь потный, и держал в руке бритву и крем.

— Надень купальник, — велел он мне. — Давай посмотрим, что мы можем сделать.

Я надела купальник и встала в ванную, а Барри сбрил мне волосы на лобке.

— Ну как, нравится? — спросил он, когда закончил.

Я сказала, что мне очень понравилось.

Когда волосы отросли снова, Барри спросил, помню ли я, как это делать, или ему нужно показать мне еще один раз. Хоть я и помнила, как надо бриться, я ответила, что ему придется еще раз все повторить. Просто мне очень понравилось чувство опасности, когда я стояла в ванной, а он осторожно брил меня.

Моя мама никогда бы ничего не узнала, если бы однажды у нас не засорился слив. Она вызвала сантехника, он поелозил там вантузом и достал клок моих черных кудрявых волос.

— Такое иногда случается, — сказал он, — и не всегда это волосы с головы.

Он залил все средством для прочистки труб и взял за это с мамы сто долларов.

— Снимай штаны, — сказала она, когда сантехник ушел. Я сняла. С ней бесполезно спорить.

— Я тебе разрешала бриться? Разрешала?

— Нет.

— Отдай бритву, — велела она, но я сказала, что у меня ее нет, что я брилась бритвой Барри. Когда он вернулся домой, мама заставила меня извиниться за то, что я брала его вещи без спросу.

— Да ничего, — сказал Барри, а мама посадила меня под домашний арест на целый месяц.

Через неделю Барри сдался и рассказал маме, как все было. Что это он меня брил. Что он меня брил уже много недель. Что он не может все это прекратить. Он убеждал, что это все его вина, но мама винила только меня. Она говорила, что если бы я не твердила постоянно про свои лобковые волосы, то ничего бы такого и не было. Говорила, что, когда Барри впервые предложил меня побрить, нужно было отказаться. Говорила, что с мужчинами можно вести себя правильно и неправильно, но чтобы выяснить, какой же путь правильный, нужно пожить с кем-нибудь из них вместе.

В конце концов папа все-таки убедил меня пойти в бассейн. Мне казалось, что ему понравится, что я такая волосатая, ведь это делало меня некрасивой. Но, когда я пришла купаться и сняла шорты, он сказал:

— Этот купальник совсем не прикрывает то, что нужно.

— Нет, прикрывает, — возразила я, внимательно изучая свои ноги.

— Нет, не прикрывает. У тебя из него все вылезает. Немедленно надень обратно шорты.

Я надела шорты и села на полотенце, наблюдая, как папа плавает туда-сюда по дорожке для взрослых. Вдруг один малыш случайно переплыл разделительную линию и перегородил папе дорогу. Я думала, он на него разорется, но он только улыбался и ждал, пока мальчик проплывет обратно. И я поняла, что если бы мы с папой не были родственниками, то вполне могли бы поладить.

Скоро начались занятия. В школе почти все уборщики-мексиканцы пытались говорить со мной по-испански. Я их не очень-то понимала, поэтому решила записаться на уроки испанского. Правда, потом папа заставил меня учить французский, потому что его родные в Ливане говорили только на нем, и, возможно, когда-нибудь мы бы встретились. Я не очень часто отвечала на уроках, только когда учитель спрашивал. Когда одноклассники услышали мой акцент, они спросили, откуда я приехала. Я сказала, что из Нью-Йорка.

— Из самого Нью-Йорка? — воскликнули они, а я поняла, что им это понравилось, и кивнула.

Я стала присматривать за Заком Вуозо после школы. Миссис Вуозо работала у одного доктора бухгалтером, а мистер Вуозо держал в торговом центре свой магазинчик копировальных услуг. Он приезжал домой чуть позже шести, а она возвращалась около семи. Про те несколько часов, что я проводила с Заком, они говорили, что я “составляю ему компанию”.

Зак ужасно бесился, что к нему приставили няньку. Он постоянно подчеркивал, что я старше его всего на три года, а когда мы играли вместе по выходным, обязательно напоминал, что мне за это ничего не заплатят. Я говорила ему, что это все потому, что в выходные его родители дома, но он все равно злился.

Как-то раз, чтобы не чувствовать себя таким маленьким, Зак решил, что нам надо навестить его папу на работе. Я отказалась, но он просто пошел вперед, так что мне пришлось отправиться за ним. Я была уверена, что мистер Вуозо уволит меня за такую оплошность, но он даже обрадовался нашему приходу.

— Вы как раз вовремя, — сказал он и усадил нас в подсобку сортировать буклеты с инструкциями по вязанию рождественских чулок.

Скоро Зак заскучал и начал ксерокопировать разные части своего тела. Сначала он засунул в ксерокс лицо, руку, потом руку, изображающую птичку.

— Может, не стоит? — спросила я, когда он снял штаны и начал копировать свою попу. Затем он взял все копии и начал засовывать их в буклеты про вязание. Когда мистер Вуозо заглянул посмотреть, как у нас дела, и спросил, что это все значит, я извинилась.

— Это ты сделала эти картинки? — спросил он.

Я помотала головой.

— Тогда тебе не за что извиняться.

Он сказал Заку, что пока тот будет приводить все в порядок, мы подождем его в магазине.

Я не знала, о чем мне говорить с мистером Вуозо. Иногда, когда заходили посетители, мне не приходилось ничего говорить. А в остальное время я сидела на стуле, который он мне дал, и старалась не быть такой молчаливой. Папа говорил, что молчуньей быть плохо. Правда, когда я что-нибудь говорила, он тоже был недоволен. Хуже всего в моем папе то, что он постоянно меняет правила игры.

В конце концов я сказала мистеру Вуозо:

— Простите, что я такая молчунья.

Он рассмеялся. Он только что получил заказ на тысячу визиток и теперь заполнял бумаги.

— Послушай-ка, что я тебе скажу. Нет ничего хуже болтовни ради самой болтовни.

Я кивнула и расслабилась. Мне было приятно смотреть, как мистер Вуозо работает. Он словно меня не замечал, и я очень этому радовалась. Мне надоело, что меня постоянно замечают.

Когда, наконец, Зак покончил с буклетами, мы закрыли магазин и поехали домой в микроавтобусе мистера