упал на французский платан, Чжань Гобинь внезапно встрепенулся. Он смотрел прямо на большое дерево, и глубины его зрачков излучали свет более сильный, чем солнце.

Чжань Гобинь коротко моргнул. Он тяжело дышал, и сердце его было готово выпрыгнуть из горла. Запнувшись, он сказал Ло Хочжуну: «Я… сейчас». Лу Хочжун никак не отреагировал на его слова, и Чжань Гобинь поспешно нырнул в толпу. Все шло очень гладко, как каждый раз, когда он разорял воробьиные гнезда. В мгновение ока он забрался на дерево, затем повис на гигантской ветке платана, несколько раз качнулся и зацепился ногами за небольшое вентиляционное отверстие на третьем этаже. Сказка стала явью: он умудрился сбить жалюзи и проскользнуть внутрь с ловкостью геккона.

На крыше высотки внезапно взметнулся ярко-красный флаг цзаофаней. Чжань Гобинь размахивал флагом, подпрыгивал и орал: «Лу Хочжу-у-ун!»

Лу Хочжун, стоявший в плотном кольце, сильно удивился не столько крику Чжань Гобиня, сколько самому факту его существования. Он поднял голову, заметил Чжань Гобиня на крыше и сразу понял: это исторический шанс, а вовсе не мальчишеская забава! Великий момент, который войдет в анналы истории! Лу Хочжун встал на цыпочки, сложил руки рупором и скомандовал Чжань Гобиню: «Выкрикивай лозунги!»

Вообще-то, Чжань Гобинь не расслышал, что ему прокричал Лу Хочжун, но у них был духовный контакт. Он сразу понял, что следует делать; кроме того, воспитательную роль сыграли фильмы, которые показывали в школе по будням. Чжань Гобинь точно воспроизвел движения героев фильмов: потрясая кулаками, он начал скандировать: «Да здравствует председатель Мао!», «Да здравствует пролетарская „Культурная революция“!», «Бунт оправдан!», «Мы победили!»

В то же время Лу Хочжун пробился сквозь толпу, взбежал по ступенькам здания, опустил автомат и объявил: «Товарищи по оружию! Революционные массы! Нам не нужно проливать кровь! Мы победили!» — и указал прямо на крышу. Люди подняли глаза и остолбенели. Тишина окутала Цзянханьлу. Слышен был лишь голос Чжань Гобиня. Незрелый мальчишеский чуть хриплый голос выдыхал революционные лозунги, которые разносились по округе. Предзакатное небо стало великолепным фоном для героя, в руках его развевалось знамя цзаофаней. Слезы стекали по щекам бесчисленных хунвэйбинов и цзаофаней. Крики эти немедленно подняли их боевой дух и удвоили силы. Они ринулись к воротам с неудержимой мощью. Защитники здания, пришедшие в замешательство, не смогли собраться и дать отпор. Высотка «Красное знамя» превратилась в штаб-квартиру революционного восстания в Ухане. А Чжань Гобинь моментально прославился.

(3)

Чжань Гобинь тотчас перестал быть прежним Чжань Гобинем. До вчерашнего дня он мог только самоотверженно носить ведро с клеем за своим кумиром. Когда же ликующие люди унесли его с крыши высотки, он встал бок о бок с Лу Хочжуном и наравне с ним получал похвалу от командира цзаофаней. Командир лично надел красную повязку на левую руку Чжань Гобиня. В ходе торжественной церемонии Чжань Гобинь убедился: его повязка отличается от тех, которые Лу Ляоюань и ему подобные перешили из собственных трусов. Ему достался угол настоящего национального и партийного флага, запятнанный алой кровью бесчисленных революционных мучеников. Чжань Гобинь, сам того не осознавая, высоко вскинул голову, и детское выражение лица отступило в прошлое, став тенью.

В последующие дни Чжань Гобинь встречался с командирами всех уровней и важными фигурами среди цзаофаней. Все пожимали ему руку. Многие вдобавок трепали его по волосам или похлопывали по плечу со словами: «Молодец!» А ведь некоторые из них пожимали руку великому лидеру председателю Мао, любимому премьер-министру Чжоу Эньлаю[40] и прочим руководителям страны. Чжань Гобинь не осмеливался дальше развивать эту мысль, но ощущал удушающее счастье. О его подвиге доложили на заседании пленума КПК. Множество репортеров, в том числе из других провинций и городов, приехали взять у него интервью. Вся эта шумиха заставила Чжань Гобиня почувствовать свою уникальность.

Когда ты местная знаменитость, в этом есть целый ряд преимуществ. Все жаждут с тобой познакомиться, тебя принимают в торжественной обстановке руководители цзаофаней, но помимо этого нашелся и еще один неожиданный плюс: Чжань Гобиня оставили в городе.

У выпускников школ последних трех лет аннулировали городскую прописку; их отправили на перевоспитание к деревенским крестьянам, и теперь они официально обрели статус «образованной молодежи»[41]. Лу Хочжуна и Чжань Гобиня выделили за «особый вклад в дело „Культурной революции“», а в качестве награды им сохранили городскую прописку и позволили остаться — чтобы они и дальше вершили дело «Культурной революции». Дождавшись распределения на работу, они приступят к своим трудовым обязанностям и даже будут получать зарплату! Услышав новость, Чжань Гобинь не смел поверить своему счастью. Он помчался к Лу Хочжуну, высвистал его на улицу и в отдаленном уголке парка Биньцзян спросил в лоб:

— Это правда?

Лу Хочжун ответил:

— Конечно!

— Братишка, ты только меня не обманывай! Ты-то — понятное дело, но обо мне точно речь шла? — затараторил Чжань Гобинь. — Мне правда разрешено остаться? Разве можно так быстро получить распределение, устроиться на работу и приносить домой зарплату, как отец и все взрослые?

Лу Хочжун торжественно кивнул и принялся медленно наставлять растерянного Чжань Гобиня:

— Городам нужны молодые люди. Национальная политика всегда будет позволять некоторым остаться в городе, и здесь поможет удача или возможность. Мы оба воспользовались возможностью. Установив красный флаг на высотке, ты получил возможность, понятно?

— Понятно, — сказал Чжань Гобинь.

Он схватил Лу Хочжуна за руку — настолько взволнованный, что был готов расплакаться. Лу Хочжун порывисто похлопал его по дрожащей ладони и опустил ее. Жестом он велел Чжань Гобиню успокоиться и многозначительно взглянул на него, что стоило толковать так: если человек получает преимущества, которые другим не доступны, нужно держать все в секрете, быть осторожным и не трепаться.

Как и велел Лу Хочжун, Чжань Гобинь торжественно встал среди деревьев, глядя на небо и облака, слушая, как волны реки бьются о берег, молча представляя светлое будущее и наслаждаясь привилегиями, которыми их удостоили. Это чувство слегка портили отчаяние и печаль тысяч молодых людей, уезжавших в деревни. Они восхищались остающимися, завидовали им. Лу Ляоюань тихо причитал со слезами на глазах: «О, Ухань, прекрасный город на берегу реки, я не готов покинуть тебя!»

Через несколько месяцев наступил день отъезда. Лу Ляоюань и другие ребята из их школы собрали рюкзаки. По инициативе и под руководством Лу Хочжуна они все вместе сделали в Народной фотостудии групповое фото. На нем были запечатлены и четыре девушки: Лю Яньни, Яо Ли, Се Сяфан и Ду Минфан. Правда, Лю Яньни не была ничьей одноклассницей и не собиралась ехать в деревню, так как давно получила работу в Ухане.

Лю Яньни