должно стать штаб-квартирой революционного восстания в Ухане, факелом революции, боевым знаменем и историческим памятником.

Началась осада высотки. С раннего утра до позднего вечера страстные революционные песни и лозунги сопровождались постоянными атаками, в ход шли мечи, огнестрельное оружие и дубинки. Неожиданно те, кто находился в здании, решительно отказались уходить. Они опубликовали заявление, в котором говорилось следующее: пока председатель ЦК КПК Мао лично не отдаст приказ об экспроприации здания, никто не имеет права захватывать государственную собственность. Защитники высотки сидели в темноте, но довольно эффективно оборонялись, сбрасывая кирпичи, черепицу или обломки столов и стульев. В какой-то момент раненый солдат Красной армии рухнул на высокие ступени и покатился вниз, оставляя за собой кровавый след. Встревоженные цзаофани продолжали наращивать силы, и оружия становилось все больше и больше. Неосторожные пули свистели в воздухе и проделывали круглые отверстия в стеклах окон «Красного знамени». Многие пали жертвами этих шальных пуль. Горожане, наблюдавшие за сражением, толпились и галдели, и вся Цзянханьлу погрузилась в хаос.

Посреди этих беспорядков Чжань Гобинь примкнул к цзаофаням, поскольку внимательно следил за знаменитым подростком-красногвардейцем Лу Хочжуном. В тот день Чжань Гобинь съел всего два блина на обед и взволнованно озирался, с нетерпением ожидая кульминации сражения. Лу Хочжун сохранял спокойствие, избрав для себя выжидательную позицию и наблюдая со стороны за осадой здания. Он опекал группу желторотиков из средней школы, которые таскались за ним хвостом: не давал им покидать безопасную зону на краю дороги, но позволял кричать и улюлюкать в самые волнующие моменты. Младший брат Лу Хочжуна Лу Ляоюань и несколько его лучших друзей разбежались кто куда — некоторые из-за голода, другие из-за того, что битва затянулась и происходящее им наскучило. Во время «Культурной революции» что-то интересное творилось на каждом шагу. Лишь Чжань Гобинь остался рядом с Лу Хочжуном, решив быть с ним до конца, потому что восхищался своим кумиром от всего сердца.

Как так вышло, что Лу Хочжун стал настоящим сыном полка? Важную роль прежде всего сыграло его происхождение, которым могли похвастаться немногие простые смертные. Он учился в выпускном классе самой элитной средней школы Уханя — школы № 1. Узнав, что чей-то ребенок поступил в школу № 1, уханьцы смотрели на этого ребенка с благоговением. Именно здесь некогда учились известные партийные лидеры, ученые, литераторы и инженеры. Если бы такой посредственный паренек из обычной школы, как Чжань Гобинь, не ходил в один класс с Лу Ляоюанем, то как он мог бы оказаться рядом с его братом, Лу Хочжуном?

«Культурная революция» стремительно набирала обороты. Подростки типа Чжань Гобиня и Лу Ляоюаня уже усвоили, что самое интересное в ней — забастовки и свержение директоров и учителей. Это очень весело! Они сновали по улицам дни напролет, поскольку так делали все, и, независимо от того, сорвали голос или нет, считали своим долгом орать арии из революционной пекинской оперы «Легенда о красном фонаре»[37]. Лу Хочжун таким не занимался. Вместо этого он взял двенадцать листов, написал дацзыбао[38] под заголовком «Если бы Карл Маркс участвовал в „Культурной революции“» и приклеил на площади рядом с уханьским выставочным комплексом. Написал он следующее: «Суть движения „Культурная революция“ состоит в том, чтобы установить взаимосвязь между разрушением и созиданием. Китайская культура существует тысячи лет, и в ней слишком много следов феодальной буржуазии и ревизионистских отбросов, так что некоторые высокопоставленные чиновники в Коммунистической партии также подверглись коррозии и выродились. Настало время очистить ряды партии. Лицо будет чистым, только если вы умоетесь. Пыль никуда не денется сама по себе, если ее не смахнуть. Созидание невозможно без разрушения. Истина марксизма соткана из тысячи нитей, но в конечном счете сводится к одному предложению: бунт оправдан. Нынешний бунт заключается в том, чтобы умыться, подмести пол, избавиться от всего лишнего, построить нашу поистине прекрасную социалистическую систему и стремиться к коммунизму. В ходе „Культурной революции“ мы должны быть готовы проявить храбрость и осмелиться стащить императора с коня! Необходимо по одному избавляться от высокопоставленных чиновников, усмирять, а затем наступать им на одну ногу, чтобы они никогда не смогли сдвинуться с места. Китай принадлежит китайскому народу! Китайцы хотят стать настоящими хозяевами страны. Мы жаждем создать социалистическое общество с демократической свободой и равенством. Каждый будет получать достойную плату за свой труд. Ни у кого не будет привилегий. Не будет бедных и нищих. Члены партии и чиновники будут слугами народа, независимо от их должности. Только таким образом мы сможем сделать страну богатой, а народ сильным, и выполнить наше обещание, данное всем народам мира: победить американский империализм и освободить человечество!»

Статья Лу Хочжуна произвела сенсацию в трех районах Уханя — жители сбежались со всех уголков, чтобы жадно прочитать текст и переписать слово в слово. Громкоговорители на улице неоднократно транслировали его слова. В ночном радиоэфире выразительный путунхуа из уст диктора Лю Яньни звучал особенно четко и округло, как будто доносился из небесных чертогов. Прохожие не могли не остановиться и не послушать, глядя на Большую Медведицу; их сердца замирали, а по щекам текли слезы. Однажды ночью Чжань Гобиня так потрясла трансляция на улице, что он прибежал на площадь перед выставочным залом, затесался в толпу и переписал дацзыбао Лу Хочжуна. Чжань Гобинь разобрался в происходящем и восхищенно подумал: «Недаром он ученик средней школы № 1!» Именно тогда Чжань Гобинь стал везде следовать за Лу Хочжуном. К счастью, тот строчил дацзыбао со скоростью света, и кому-то нужно было носить ведерко с клеем и расклеивать повсюду готовые тексты. Чжань Гобинь охотно взял на себя эту обязанность.

Осада «Красного знамени» продолжалась уже долгое время. Видя, как солнце каждый раз садится на западе, цзаофани становились все более и более нетерпеливыми. Им привезли пулемет, и зеваки так перепугались, что ретировались один за другим. Лу Хочжун печально нахмурил брови. Закат в этот день был исключительно ярким, и солнце окрасило высотку золотом. В этот момент блуждающий взгляд Чжань Гобиня внезапно упал на платан за зданием — огромный французский платан, росший во дворе редакции «Чанцзян Жибао»[39]. Дерево было хорошо знакомо Чжань Гобиню, ведь его отец работал в этой редакции корректором. Отец очень ответственно относился к работе, к тому же пытался сэкономить на электричестве, воде, чернилах, бумаге и потому вместе с сыновьями практически жил в редакции. Почти все домашние задания, которые задавали в начальной школе, Чжань Гобинь выполнял там. Они с младшим братишкой бесчисленное количество раз забирались на дерево и разоряли воробьиное гнездо. Когда золотистый отблеск заходящего солнца