Сестра Дебби стрельнула глазками в сторону мужчин, но тут жена ее лицо вернулась профессиональная приветливость.

– Во-первых, вы выздоравливаете, – сказал Нельсони велел сестре подержать мне руку, пока он срезал бинты.

– Рада слышать, – ответила я уже голосом, чутьбольше похожим на мой.

– Во-вторых, я понятия не имею почему. Вы получилинарезную пулю огромного калибра в правую руку. Должно быть повреждение мышц – аего нет. – Он стянул разрезанные бинты, отдал сестре, чтобы она ихвыбросила. Потом взял меня за руку и поднял ее так, чтобы мне было видно. Сбокубыл неглубокий розовый шрам, максимальной шириной в полтора дюйма. –Прошло всего сорок восемь часов, маршал. Не объясните, как это у вас так быстровсе заживает?

Я только посмотрела на него честными глазами.

Он вздохнул, опустил мою руку на кровать, взял маленькийфонарик и стал светить мне в глаза.

– Болит что-нибудь?

– Ничего.

Он стал водить пальцами взад-вперед, заставляя меня следитьза ними взглядом, потом заставил посмотреть вверх и вниз.

– Вы ударились головой о мраморное надгробие – так мнесказали ребята из ФБР. Наш осмотр показал, что у вас сотрясение. Поначалу мынашли у вас перелом затылочной кости, и у вас были внутричерепныекровоизлияния... в таких местах, где им лучше бы не быть. – Он глядел мнев лицо очень серьезными глазами. – Перед тем, как перевести вас в хирургию,мы повторили все исследования, и что же вы думаете, маршал? Никакихкровоизлияний. Исчезли. Мы решили, что неверно прочитали результаты первыхисследований, подняли картинки, снятые в ту ночь. Был перелом, и кровоизлияниябыли, но сегодня утром их уже не было. На самом деле второй набор исследованийпоказал заживление перелома. Как ваша рука заживает. – Он стал ещесерьезнее. – Понимаете, единственный пациент, у которого я видел такуюкартину выздоровления, был ликантропом.

– В самом деле? – спросила я, глядя на него темиже честными глазами.

– В самом деле, – ответил он и посмотрел на Мику.

Тот уже успел скрыть свои кошачьи глаза за солнечнымиочками, но что-то в том, как Нельсон на него смотрел, говорило, что докторскорее всего уже видел его и без очков.

– Мы должны были перевести вас в хирургию. Естьнекоторые вещи, на которые мы смотрим в анализе крови, в наши дни это стало ужерутиной. Как вы думаете, что мы нашли?

– Понятия не имею.

– Черт знает что нашли.

Я засмеялась:

– Мне как, встревожиться? В смысле, разве докторамполагается говорить пациентам, что у них нашли "черт знает что"?

Он пожал плечами и тоже засмеялся, но ему было поздновозвращаться к маске добродушного доктора. В этих глазах читался очень острыйум, и видно было, что с больными он добродушно балагурит только потому, что такему полагается.

Сестра Дебби рядом с ним пошевелилась почти снеловкостью. – Вы не ликантроп, но вы носитель, а это невозможно. Человеклибо ликантроп, либо нет. А вы – носитель ликантропии не менее четырех видов:волк, леопард, лев и еще что-то, чего мы даже определить не можем. И это тоженевозможно. Нельзя подцепить две разные ликантропии, потому что, как только вызаразитесь одной из них, к остальным вы становитесь иммунны.

Он смотрел на меня так, будто этого взгляда было достаточно,чтобы я раскололась и все выложила.

Я только моргала. Про леопарда и волка я подозревала, ноединственный раз, когда у меня был контакт со львом-оборотнем, кончилсямаленькими ранками. Это был прежний вожак Мики, Химера, в форме человека-льва.Он пустил мне кровь, но кошачьего вида ликантропию трудно подхватить от такоймаленькой ранки. Блин, везучая же я!

– Вы меня слышите, маршал? Вы – носитель четырех разныхвидов ликантропии.

Он по-прежнему заколачивал в меня взглядом гвозди.

А я все так же невинно моргала. Если он думал напугать менясвоим грозным видом, то, значит, ничего по-настоящему страшного он в своейжизни не видел. Я просто смотрела на него.

– И почему мне кажется, что я вам ничего нового не сказал?

Я пожала плечами, и трубки с иглами в левой рукешевельнулись. Вот они болели сильнее всего прочего.

– Несколько лет назад на меня нападали оборотни, но мнеповезло – я ничем не заразилась.

– Вы не поняли, маршал Блейк? Я вам говорю, что вызаразились. Прямо сейчас возбудители плавают в вашей крови. Но ведь вынеликантроп?

Я покачала головой:

– Нет.

– А почему?

Я снова пожала плечами:

– Ей-богу, доктор, не знаю.

– Понимаете, если бы мы смогли понять, как передаватьэту инфекцию людям так, чтобы они не становились оборотнями, мы сделали былюдей практически неуязвимыми.

– Если бы я знала, как это получилось, я бы сказала.

Он снова посмотрел на меня тем же жестким взглядом:

– И почему я в это не верю?

Я улыбнулась:

– Если бы я могла вам сказать то, что поможет миллионамлюдей, я бы сказала, док. Но мой случай, насколько я понимаю, своего родаметафизическое чудо.

– Я читаю газеты и смотрю новости. Я знаю, что вы –слуга-человек сент-луисского мастера вампиров. Это позволяет вам так быстрозаживлять раны?

– Я честно не знаю, доктор. Наверняка – не знаю.

– То, что вы – слуга вампира, помогает вам так быстроисцеляться?

– Это помогает мне быть устойчивей к вреднымвоздействиям, – ответила я.

– А ликантропия?

– Тут я ничего не могу сказать, доктор.

– Не можете или не хотите?

– Не могу.

Он как-то нетерпеливо хмыкнул:

– Ладно. Вы вполне в форме, и состояние позволяет васвыписать. Я начну оформлять. – Он пошел к двери, взялся за ручку иобернулся. – Если вы когда-нибудь поймете механизм этого заживления, я былбы счастлив об этом узнать.

– Если это будет нечто такое, что можно повторить, яобязательно скажу.

Он ушел, качая головой.

Я посмотрела на сестру – та даже не глядела мне в глаза.

– Мне нужно вытащить все внутривенные иглы. –Дебби замялась нерешительно, потом сказала: – Может быть, можно нас ненадолгооставить наедине?

Сказала очень неуверенно. Чего она так нервничает?

Мика и Натэниел глянули на меня, я снова пожала плечами.Натэниел улыбнулся, и улыбка была чуть-чуть проказливая. Мика покачал головой,тоже улыбаясь, и они вышли.

Дебби была очень-очень осторожна, больнее было, когда онаснимала пластырь, чем когда вынимала иглы. Когда все это оборудование былоснято, она спросила почти смущенным голосом: