Мика отозвался эхом.

Я повернулась в горячем воздухе и увидела, что он рухнул наколени. Он никогда не бывал в завершенном круге силы. Конечно, я тоже никогдане бывала в круге, когда поднималась сила такого рода, какой-то гибрид междухолодом могилы и жаром ликантропа. Вот что было не так с того самого момента,как я вошла на кладбище. Вот почему мертвецы казались активнее, чем имследовало быть. Да, моя некромантия усиливается, но именно связь с Микойпородила этот шепот мертвецов, струящийся по коже, близость Мики заставиламертвецов казаться "живее", чем они когда-либо бывали.

И сейчас мы тонули в этой живой силе. Воздух в кругестановился тяжелее, гуще, становился вязким, будто и не воздух, а какая-топластмасса, которой нельзя дышать. Каждый вдох давался с боем, будто воздуххотел меня раздавить. Я упала на колени прямо на могилу и вдруг поняла, что совсей этой силой делать.

Погрузив руки в мягкую, взрытую землю, я призвала ЭмметтаЛероя Роуза из его могилы. Я попыталась выкрикнуть его имя, но слишком густ былвоздух. И я прошептала это имя, как шепчут имя любовника в темноте. Но этогохватило – прошептать имя.

Земля подо мной дернулась, как шкура лошади, на которую селамуха, и я ощутила под собой Эмметта. Ощутила разлагающееся тело в гробу, внутриметалла его свода, под шестью футами земли, и это было не важно. Я его позвала,и он пришел.

Он пришел, как ныряльщик, всплывающий из глубокой, темнойводы. Он тянулся ко мне, и я погрузила руки в шевелящуюся землю. Всегда до тогоя стояла на могиле, но никогда – в ней. Никогда не прикасалась голой кожей кмогиле, когда земля шевелилась так, как никогда не положено шевелиться земле.

Я знала, что касаюсь земли, но она не ощущалась как земля.Она была теплее, похожа на густую жидкость, и все же жидкостью не была. Какбудто земля под моими руками стала отчасти жидкостью, отчасти воздухом, и моируки до невозможности ушли вниз, сквозь кажущуюся твердой землю, пока чьи-топальцы не коснулись моих. Я схватилась за них, как хватают утопающего.

И эти руки ухватились за меня с той же отчаянной силой,будто они уже пропали, и мое прикосновение – единственное, что осталось твердымв жидком мире.

Я вытащила руки из этой засасывающей, жидкой, воздушнойземли, но что-то толкало, пока я тянула. Какая-то сила, какая-то магияподталкивала зомби, которого я тянула из могилы.

Он вылетел наверх взрывом земли и энергии. Некоторые зомбииз могил выползают, но другие, особенно последнее время, вдруг просто встают намогиле. Этот – стоял, и его пальцы были все еще переплетены с моими. У него небыло пульса, не билась в нем жизнь, но он смотрел на меня сверху вниз, и что-тобыло в этих темных глазах – что-то больше того, что там должно было быть.

Это был разум и сила личности, которых не должно было быть,пока я не смазала ему рот кровью. Мертвые не говорят без помощи живых – тогоили иного рода помощи.

Он был высок, широкоплеч, и кожа у него была цвета хорошегогустого шоколада. И улыбался он мне, как не должен был бы улыбаться зомби, ещене отведавший крови.

Я поглядела на свои руки, еще держащие его, и поняла, чтоони были покрыты кровью Мики, когда я сунула их в землю. В этом было дело? Иэтого хватило?

Слышались голоса, восклицания, вздохи, но все это былодалеко и куда менее реально, чем мертвец, держащий меня за руки. Я знала, чтоон будет очень живым, потому что силы было немерено. Но даже для меняединственным признаком мертвеца было отсутствие пульса. Даже по моим стандартамработа была отличная.

– Эмметт Лерой Роуз, можешь ли ты говорить? –спросила я.

Сальвия тут же перебил:

– Маршал, это совершенно против правил! Мы не былиготовы, чтобы вы подняли мистера Роуза из могилы.

– Мы были готовы, – возразил Лабан, – потомучто все мы хотим вернуться домой до рассвета.

Голова Роуза медленно повернулась на голос Сальвии, ипервыми его словами были такие:

– Артур, это ты?

Сальвия со своим протестом заткнулся на полуслове. Глаза таквылезли из орбит, что белки блестели.

– А он такое может? Ему полагается узнавать людей?

– Да, – ответила я. – Иногда они это могут.

Роуз выпустил мои руки, и я отпустила его. Он подошел к тойстороне круга, где был Сальвия.

– Артур, зачем? Зачем ты велел Джимми подложить теломальчишки мне в машину?

– Я не знаю, о чем толкует этот... предмет. Я ничего неделал. Он был педофилом, никто из нас этого не знал!

Но слова Сальвии звучали несколько торопливо. Теперь японяла, почему он пытался задержать подъем зомби. Вина.

Роуз шагнул вперед – несколько замедленно, неуверенно, будтовыглядел более живым, чем себя ощущал.

– Я педофил? Ах ты гад! Ты знал, что сынок Джорджа былрастлителем малолетних! Ты знал, и ты его прикрывал. Ты помогал ему добыватьребятишек, пока он не увлекся и не убил одного.

– Вы что-то сделали с его разумом, маршал. Он бредит!

– Нет, мистер Сальвия, мертвые не лгут. Онирассказывают только правду – в том виде, в котором она им известна.

Мика подошел ко мне и встал рядом, зажимая раненую руку. Свиду он был так же заворожен зрелищем восставшего мертвеца, как и все прочие.Может, он никогда не видел зомби, но этот тоже не был обычным зомби – покрайней мере не таким, какого обычно вызывают из могилы.

Роуз подошел к границе круга.

– В ту минуту, когда ты велел Джимми положить тело комне в машину, я уже был покойником, Артур. С тем же успехом ты мне мог пуститьпулю в лоб.

Он попытался сделать еще шаг к Сальвии. Круг удержал, но япочувствовала, как Роуз на него нажимает. Этого не должно происходить. Как быни был хорош зомби, круг должен остаться сакральным, нерушимым. Что-то былосовсем не так.

– Фокс! – позвала я. – Вы говорили, что онумер от естественной причины?

Фокс подошел чуть ближе к кругу, но не там, где Роуз, будтоприсутствие мертвеца его нервировало.

– Так и есть. От сердечного приступа. Ни яда, ничего-либо в этом роде. Сердечный приступ.

– Клянетесь?

– Клянусь.

– Ты зачем подложил мне в машину последнюю жертвуДжорджи, Артур? – продолжал Роуз. – Что я тебе сделал, гад? У менябыли жена и дети, и ты меня у них отнял, когда подложил тело.

– Ох ты черт! – шепнула я.

– Что такое?

– Он в своей смерти винит Сальвию. Не педофила, которыйубил ребенка.

У меня желудок свело судорогой, и я взмолилась: "Божемой, только не это!"

– Вы считаете, он обвиняет того, кто подложил тело вмашину? – спросил Фокс.