набил себе трубку после еды и собирался набить им, они сказали, что нет, они не очень хорошо себя чувствуют — они съели что-то за ужином, что им повредило.

Около полуночи Джо проснулся и позвал мальчиков. В воздухе витала гнетущая задумчивость, которая, казалось, что-то предвещала. Мальчики сбились в кучу и подсели ближе у огня, хотя тусклый мертвенный жар удушливой атмосферы был невыносим. Они сидели неподвижно, сосредоточенные и ждущие. Торжественная тишина продолжалась. За пределами света костра все было поглощено чернотой мрака. Вскоре появилось дрожащее свечение, которое на мгновение смутно осветило листву, а затем исчезло. Мало-помалу появился другой блеск, немного более сильный. Потом еще один. Затем сквозь ветви леса донесся слабый стон, и мальчики почувствовали мимолетное дыхание на своих щеках и вздрогнули, представив, что Дух Ночи прошел мимо. Последовала пауза. Теперь ослепительный свет превратил ночь в день и показал каждую маленькую травинку, отдельную и отчетливую, которая росла у их ног. И на нем

тоже были изображены три белых, испуганных лица. Страшный раскат грома прокатился по небесам и затерялся в угрюмом рокоте вдалеке. Струя холодного воздуха зашевелила все листья, подхватила золу костра и разметала ее снежными хлопьями. Еще один яростный отблеск осветил лес, и последовал мгновенный грохот, который, казалось, расколол верхушки деревьев прямо над головами мальчиков. Они в ужасе прижались друг к другу в последовавшем за

этим густом мраке. Несколько крупных капель дождя упали, застучав по листьям.

— Быстро! Ребята, идите к палатке! — воскликнул Том.

Они бросились прочь, спотыкаясь о корни и лиан в темноте, и ни один из них не бросился в одном направлении. Яростный взрыв прогремел среди деревьев, заставляя их гнуться со свистом. Последовала одна ослепительная вспышка за другой, и раскат за раскатом оглушительного грома. А теперь полил проливной дождь, и поднимающийся ураган гнал его по земле целыми полосами. Мальчики что-то кричали друг другу, но рев ветра и раскаты грома совершенно заглушали их голоса. Однако они сбились, наконец, и укрылись в палатке, замерзшие, испуганные, с которых текла вода; но иметь компанию в беде казалось чем-то таким, за что можно быть благодарным.

Они не могли разговаривать, даже если бы буря не заглушала их голосов, — так яростно над ними хлопал старый парус. Буря поднималась все выше и выше, и вскоре парус оторвался от креплений и понесся прочь от порыва ветра. Мальчики схватили друг друга за руки и побежали, со многими падениями и синяками, под прикрытие большого дуба, стоявшего на берегу реки. Теперь битва была в самом разгаре. Под непрекращающимся пожаром из-за молний, вспыхивавших в небесах, все внизу выделялось с четкостью, лишенной теней: склоняющиеся деревья, вздымающаяся река, белая от пены, летящие брызги хлопьев пены, смутные очертания высоких утесов на другом берегу,

проглядывающие сквозь плывущие облака и косую завесу дождя. Время от времени какое-нибудь гигантское дерево уступало в борьбе и падало, с треском пробиваясь сквозь молодую поросль; и неослабевающие раскаты грома раздавались теперь оглушительными взрывными раскатами, острыми и,

и невыразимо ужасающими. Шторм достиг кульминации в одном несравненном усилии, которое, казалось, могло разорвать остров на куски, сжечь его, утопить до верхушек деревьев, сдуть его и оглушить все живое на нем, и все это в один и тот же момент. Это была дикая ночь для бесприютных молодых голов.

Но, наконец, битва была закончена, и войска отступили со все более слабыми

угрозами и ворчанием, и мир снова воцарился. Мальчики вернулись в лагерь, испытывая благоговейный трепет; но они обнаружили, что все еще есть за что быть благодарными, потому что большой платан, место, где они спали, теперь превратился в руины, разрушенные молниями, и они не были под ним, когда произошла катастрофа.

Все в лагере промокло насквозь, и костер тоже; потому что они были всего лишь беспечными мальчишками, как и их поколение, и не позаботились о защите от дождя. Здесь был вопрос для смятения, потому что они промокли насквозь и замерзли. Они были красноречивы в своем горе; но вскоре они обнаружили, что огонь так глубоко проник под большое бревно, на котором оно было сложено (там, где оно изгибалось вверх и отделялось от земли), что

около половины его не намокло; поэтому они терпеливо работали, пока с

нижних сторон не были собраны клочья и кора. Из укрытых бревен они зажгли огонь снова. Затем они навалили больших сухих сучьев, пока у них не получилась ревущая печь, и снова были радостны всем сердцем. Они высушили вареную ветчину и устроили пир, а после этого сидели у костра и до утра рассказывали о своем полуночном приключении, потому что нигде вокруг не было сухого места, на котором можно было бы поспать.

Когда солнце начало подкрадываться к мальчикам, их охватила сонливость, и они вышли на песчаную отмель и улеглись спать. Мало-помалу они хмуро и уныло принялись за приготовление завтрака. После еды они почувствовали себя усталыми, изломанными и снова немного затосковали по дому. Том увидел знаки и принялся подбадривать пиратов, как только мог. Но их не интересовали ни шарики, ни цирк, ни плавание, ни что-либо еще. Он напомнил им о внушительном секрете и вызвал всеобщее ликование. Покуда это веселье не успело рассеяться, Том поспешил заинтересовать их новой выдумкой. Это было сделано для того, чтобы на некоторое время перестать быть пиратами и стать индейцы для разнообразия. Их привлекла эта идея; поэтому прошло совсем немного времени, прежде чем их раздели и перепачкали с головы до пят черной грязью, стали полосатыми, как зебры. Все они, конечно, были вождями, — а затем они бросились через лес, чтобы напасть на английское поселение.

Мало-помалу они разделились на три враждебных племени и набросились друг на друга из засады со страшными боевыми кличами, убивали и скальпировали друг друга тысячами. Это был ужасный день. Следовательно, это было чрезвычайно удовлетворительное решение.

Они собрались в лагере ближе к ужину, голодные и счастливые; но теперь возникла трудность — враждебно настроенные индейцы не могли вместе преломить хлеб гостеприимства, не заключив предварительно мира, а это было просто невозможно без выкуривания трубки мира. Где же это слыхано, чтобы мир заключался без трубки? Двое индейцев даже чуть-чуть пожалели, что не остались на всю жизнь пиратами. Однако другого выхода не было; поэтому с такой демонстративной бодростью, на какую они были способны, они попросили трубку и затянулись по очереди, как полагается.

И вот, они были рады, что стали индейцами, ибо они кое-что приобрели;

они обнаружили, что теперь могут немного покурить без