же знаешь, что плотность дерева не позволяет существовать в нём норе, — возразил Альберт. Только вакуум, газы, в редких случаях жидкость.

— В теории да, но знаем ли мы всё, — ответил другу Сократ, продолжая с интересом озираться.

— Мы действительно ещё многого не знаем, — согласился Альберт.

— Остаётся вести себя осторожно, чтобы не наступить на бабочку, — пошутил Сократ.

— Нам не далеко, — успокоил нервы другу Альберт. Иди за мной.

Они оставили комплекты «Земля-Воздух», запомнили на браслетах координаты норы и осторожно пошли сквозь буйство зелени.

— А где же динозавры? — нарушил молчание через некоторое время Сократ.

— Здесь их нет. Я специально выбрал такое место. И поверь мне, это к лучшему.

— Никогда не видел живого динозавра.

— Если тебе это интересно, сходи в Парк юрского периода в двадцать первом или двадцать втором веке.

— Это же для детей?!

— И тем не менее, там те же самые динозавры, вернее их клоны. Только всё это безопасно.

— А что это за зубастая ворона на ветке?

— Это археоптерикс. Не волнуйся он безопасен, у него слабые мышцы на сжатие.

— А если стая нападёт?

Альберт промолчал, что-то внимательно рассматривая под ногами. Наконец он остановился около какого-тот куста.

— Вот! — торжественно провозгласил он.

Сократ завертел головой, что было не очень удобно, несмотря на то что скафандр был облегченный.

— Я ничего не вижу.

— Посмотри вперед.

— Ничего не вижу, кроме куста.

— Это не куст, а грегорианский папоротник, — возразил Альберт.

— Хорошо, пусть будет папоротник, хотя я знаю только грегорианский календарь. Что ты мне хотел показать?

— Вот именно, что ты заешь только календарь. Его и хотел показать, — в голосе Альберта чувствовалось звенящее торжество.

Сократ с недоумением переводил взгляд с Альберта на куст папоротника и обратно.

— Ты притащил меня за двести миллионов лет, чтобы показать простую траву? — недоверчиво спросил юноша.

— Да! И это не простая трава, это грегорианский папоротник. Запомни его и сфотографируй.

Сократ сфотографировал его, но про себя подумал не сошёл ли его юный друг с ума от постоянной учёбы.

— Идём назад, — сказал Альберт и зашагал прочь.

— Что, и это всё?

— Пока, да.

Они молча вошли, а вернее по очереди впрыгнули, в дыру. У Сократа было такое чувство, что над ним подшучивают. Но когда они вышли, это чувство сразу пропало.

— Альберт, это не Академия! — крикнул он, предупреждая товарища и схватился за кобуру со слипером.

— Я знаю, — спокойно отреагировал Альберт. Это публичная библиотека в Лондоне, вторая половина двадцатого века. Ночь, поэтому никого нет. Положи оружие.

— Ты сделал прыжок с пересадкой?! — с удивлением воскликнул Сократ.

— Да, так было нужно.

— Но это запрещено!

— Многое что запрещено, — ответил Альберт внимательно глядя в глаза друга.

Сократ смутился и отвёл взгляд.

— Но это очень опасно!

— За рулём Данте, помнишь?!

— Только это спасает тебя от мгновенной смерти из моих рук, — тихо проворчал Сократ.

Но Альберт его уже не слушал, он включил фонарь и ходил среди полок. Наконец молодой человек нашёл то, что искал и снял с полки большой фолиант.

— Что это? — спросил Сократ.

— Каталог древней фауны, — ответил Альберт, листая книгу на столе и подсвечивая себе фонариком. У меня в Академии такая же, тот же год издания.

— Ну и что?

— Смотри, — развернул книгу Альберт.

— Ты меня сегодня измучил загадками про растения. Я в них никогда не был силён. Что я должен увидеть?

— Грегорианский папоротник. Видишь?

— Вижу, — уже раздраженно ответил Сократ.

— Сравни со своей фотографией. Это он?

— Он, — ответил Сократ, вопросительно поднимая взгляд на друга.

— Видишь, папоротник был в юрском периоде, и он каталогизирован. Но в моём издании этого каталога, одного и того же тиража, этого папоротника нет.

Глава 21

— И как ты это заметил?

— Совершенно случайно, — ответил Альберт, они сидели с Сократом в его комнате, в Академии. Ты же знаешь я всегда интересовался юрским периодом. А тут в периодике двадцать первого века грегорианский папоротник. Название очень звучное, понимаешь. Я тоже знаю только календарь. Вот и удивился. Оказалось, что я ничего не пропустил. Просто ничего не знал о нём.

— Почему? — спросил Сократ замолчавшего друга.

— Потому что для меня его не было.

— Как это?

— Я сделал важнейшее открытие, — проговорил Альберт, пропустив вопрос мимо ушей.

— Какое же? — переспросил Сократ.

— Прошлое меняется, — Альберт посмотрел на Сократа, его глаза блестели.

— Послушай, — взмолился тот, — я тебя не понимаю. Я не такой умный. Мне нужно разжевать.

— Смотри, Сократ. Несмотря на то, что всё пространство время существует сразу, — начал Альберт.

— Одновременно? — перебил его Сократ.

— Нет не одновременно, разновременно. Но существует и прошлое, и будущее. Существует параллельно, если можно так выразиться. То есть как процесс, в любую точку, которого мы можем попасть. И путешествуя в обе стороны процесса, в прошлое и будущее мы почему-то думали, что изменения, после вмешательства, могут происходят только в будущем.

— Ну, да, а разве не так?

— Раздавив бабочку, ты меняешь будущее. Лягушка умрет, не съев бабочку, кто-там дальше не съев лягушку, правильно?

— Правильно.

— А, что, если не совсем правильно? Что, если внося нарушение в линию времени, существующую в общем потоке, колебания, в виде волны изменений пойдут в обе стороны.

— Не понял тебя?

— Ну подумай, если бабочка исчезла, хотя должна была быть съедена, то должны исчезнуть и все её действия до этого момента.

— Но почему?

— Потому что человека раздавившего её нет в линии, нет в потоке, это внешний фактор, который прикладывает силу с неким вектором к линиям времени и является возбудителем колебаний. А колебания идут в две стороны по линиям, а не только вперед, как мы думали. Понятно?

— Нет, — честно ответил Сократ.

— Я говорю о том, что, дав толчок тем, что ты раздавил бабочку, ты дал толчок изменений в обе стороны. Временная линия будет стремиться устранить парадокс исчезновения бабочки и снова войти в состояние покоя. То есть линия подстраивается таким образом, что бабочка никогда не существовала, организуя для этого естественные предпосылки.

Сократ сидел, молча, переваривая слова Альберта.

— То есть ты хочешь сказать, что меняя что-то в потоке мы меняем не только будущую часть линию времени, но и прошлую?

— Да! Ты понял! — воскликнул Альберт.

— Но при чём здесь папоротник? — продолжал недоумевать Сократ.

— Это же просто! Для того, чтобы попасть в удаленные точки от текущей точки на шкале времени, нужно больше энергии. У маньяков нет таких машин, у них нет в наличии энергии искусственной звезды. И несмотря на то, что все их писатели фантасты мечтали об охоте на тираннозавров, маньякам не доступен юрский