олухов?! Хрот всемогущий, за что мне это?! — не унимался старик. — Чего стоишь? Бегом за соломой! Через пять минут проверю.

Мальчик моментально затрусил в сторону склада с соломой, а старик, кряхтя, уселся на скамейку. Он тут же достал курительную трубку и принялся отрывистыми вдохами раскуривать табак. Вскоре из чаши показалась тонкая струйка дыма.

В командире следопыт разглядел бравого старичка лет восьмидесяти, с коротким седым ёжиком на голове и недельной щетиной. После каждой затяжки тот бесшумно выдувал изо рта клубы серого дыма и крякал с неподдельным удовлетворением. В этот момент Вуд заметил отсутствующую кисть на правой руке.

— Вы тут главный, я полагаю? — спросил сыщик и мельком посмотрел на культю, но быстро отвёл глаза.

— Джон Фишер, к вашим услугам, — ответил старик прокуренным голосом и бросил на гостя оценивающий взгляд, — но чем может помочь старый калека следопыту?

— Как Вы догадались?

— После тридцати лет работы в конюшне даже слабоумный сможет отличить обычного путника от следопыта. Не обижайтесь, но уж больно любопытная у Вас физиономия.

Вуд нервно хмыкнул.

— Очень надеюсь, что Вы были таким же наблюдательным и тридцать лет назад.

— Тридцать лет? — прохрипел Джон и ухмыльнулся, удерживая губами мундштук трубки, — боюсь, что тридцать лет назад мои глаза замечали только две вещи: размер женского бюста и форму зада, так что сомневаюсь, что чем-то могу Вам помочь.

Джон саркастично улыбнулся, растянув на лице свою седую щетину.

— Хардиен… — неожиданно произнёс Вуд и Джон замер. Как по волшебству, его лицо разгладилось, и на мгновение он ушёл в себя.

— Я вижу, для Вас это не пустой звук, не так ли? — обратил внимание сыщик на резкую перемену в собеседнике.

Джон бросил беспокойный взгляд на гостя, после чего с трудом встал со скамьи, отряхивая от частичек соломы свою клетчатую рубашку и запылённые штаны.

— Пройдём со мной, — процедил он с какой-то удручённостью и не спеша пошёл вдоль денников по коридору.

Чем дальше они отдалялись от кормовой комнаты, тем запах распаренной каши становился менее заметным, уступая место сухому овсу и соломе. За крайним денником Джон повернул направо и прошёл через незапертую дверь в небольшое светлое помещение. Здесь имелся грубо отёсанный деревянный стол со стульями и парой лавочек. На стенах висели несколько подков и скрученный в круг плетёный кнут.

— Присаживайтесь, — предложил Джон и указал в сторону подпиравшей стену скамьи.

Сам он уселся на один из стульев. Единственной здоровой рукой он придерживал курительную трубку за чашу, а культю положил на стол. Обрубок невольно притягивал к себе взгляд, и как ни старался Вуд не смотреть на него, всё равно раз за разом поддавался этому искушению. Рука заканчивалась в том месте, где должна была начинаться кисть. Кожа там была страшно сморщена, буро-фиолетовые шрамы вызывали чувство тошноты.

— Никогда не произносите это слово! Хотя бы в моём присутствии… — вдруг прохрипел Джон.

Вуд уловил лёгкое дрожание пальцев здоровой руки, когда Фишер очередной раз взял ими чашу и вынул мундштук трубки изо рта. Белое облако табачного дыма медленно выплыло из его рта и не спеша воспарило к потолку. С каждым сантиметром его границы размывались всё сильней, пока, наконец, облако не достигло потолка, где окончательно рассеялось.

— Это слово проклято… уже как тридцать лет. Оно, и всё, что с ним связано.

Старик устремил взгляд куда-то вдаль, несмотря на то, что в двух метрах от него была стена.

— Проклято?! — вырвалось у Вуда. Он чувствовал, что напал на след, который уже считал потерянным. — Что произошло в Хар… — следопыт вдруг осёкся, поймав на себе недовольный взгляд Джона. — В той деревне?

— Много лет назад я поклялся больше никогда не возвращаться к тому дню! Ни мыслями, ни словами. Я бы не хотел нарушать свою клятву.

— Убито несколько человек, — вдруг с металлом в голосе произнёс Вуд. — Я считаю, что причина убийств сокрыта в событиях, произошедших тридцать лет назад в Хард… — он снова осёкся под гневным взглядом начальника конюшни. — У одного из трупов на лбу было выцарапано это слово. Я знаю, что вы были участником тех событий…

На целую минуту в комнате воцарилось молчание. Вуд услышал, как бешено застучало собственное сердце. Потерянная нить и возможная разгадка буквально витали в воздухе и зависели только от разговорчивости этого прокуренного старика.

— Хм, вот как… Ну ладно, следопыт, будь по-твоему. Великий Хрот — свидетель, я не хотел… — наконец, прохрипел Джон и Вуд внутренне выдохнул.

Фишер снова перевёл взгляд на стену, но его глаза ничего не выражали. Он смотрел будто сквозь неё, далеко-далеко и одновременно внутрь себя самого. Периодически он доставал здоровой рукой трубку изо рта и выдыхал клубы белого дыма, которые один за другим неминуемо разбивались о бревенчатый потолок и рассеивались в воздухе.

— Я тогда служил у Ричарда… — он хмыкнул, саркастически улыбнувшись, — тяжёлое было время. Постоянные стычки с группами недовольных властью, подавление мятежей… Кому понравится тиран?

Я был командиром небольшого отряда в десять человек. Никогда не забуду тот день… Мы сидели в казарме, когда пришёл наш главный и дал команду готовиться к налёту. Прямо как разбойники, да простит нас Великий Хрот… Сказали, что Ричард потребовал сровнять эту деревню с землёй, не щадить никого, даже женщин и детей. Но это ещё не всё… Особняком стояла задача показательной казни.

— Какой казни? — уточнил Вуд, догадываясь, о ком идёт речь.

— Старосты этого поселения. Был дан приказ отрубить ему голову на глазах у всех остальных.

Джон шестым чувством ощутил на себе вопросительный взгляд следопыта.

— Не знаю, за что… — старик пожал плечами, — наше дело было не спрашивать, а выполнять приказы. Этому безумцу не требовалось какого-то существенного повода, чтобы учинить расправу.

Джон тяжело сглотнул и опустил глаза.

— С годами приходит понимание, что есть границы, за которые нельзя переступать, иначе… — он поднял культю, помахав ей перед носом Вуда. — Иначе всё вернётся к тебе бумерангом. Видимо, это моя плата за тот день.

Нам сказали, что выступать будем глубокой ночью, чтобы на заре застать жителей деревни врасплох. Я дал команду своим солдатам отдыхать, а сам постарался выкинуть из головы возникающие мысли по поводу правильности предстоящего, так сказать, мероприятия…

Джон снова замолчал, пожёвывая мундштук трубки. Чем ближе его рассказ подходил к развязке, тем тяжелее ему становилось говорить. Порой его голос начинал подрагивать. Он по-прежнему сидел почти без движений и смотрел в одну точку, будто такая поза помогала ему лучше вспоминать.

— Подъём был назначен на три часа ночи. Мы быстро построились и уже через пятнадцать минут на лошадях