выдвинулись к поселению, как в военный поход: мечи, стрелы, кинжалы… В полной экипировке.

К деревне мы подъехали аккурат перед рассветом. Я до сих пор слышу эту давящую тишину. Уже на тот момент день был проклят! Да, теперь я в этом не сомневаюсь… Великий Хрот будто хотел, чтобы мы это сделали. Никогда не видел, чтобы ночи были такими тихими.

Через пять минут поселение было взято в кольцо. Кто-то из наших поджог крыши, и деревня тут же загорелась. Люди выбегали из домов… круго́м дым, пламя, треск, плачь. А мы рубили. И я тоже…

На мгновение в комнате повисла тишина, после чего Джон тяжело вздохнул и продолжил:

— Когда треть населения была убита, кто-то нашёл среди выживших старосту. Не помню, как его звали… Его вытащили из хижины и поволокли к центру деревушки. В это время начался ливень. Просто стена из воды! Тогда мне он казался обычным дождём, но сейчас я думаю, что это небо плакало из-за того, что мы делали… Следом за старостой бежали два пацанёнка…

Голос Джона в этом моменте снова дрогнул.

— Одному лет пять, второй чуть старше. Они плакали, просили отпустить отца…

— И что же? — Вуд напрягся, будто весь этот ужас происходил на его глазах.

— Ему отрубили голову…

Джон замолк, и некоторое время оба сидели в тишине.

— Что стало с детьми старосты? — нарушил молчание Вуд, погружённый в мрачные мысли.

— Хороший вопрос… Я не знаю. Когда о них вспомнили, их уже не было.

Джон снова затих и принялся жевать мундштук трубки. Следопыт с бледным видом несколько минут переваривал полученную информацию.

— Ну что ж, спасибо… — выдавил из себя Вуд, испытывая противоречивые чувства к своему собеседнику. Он встал и уже дёрнулся пода́ть руку для рукопожатия, как вдруг вспомнил про инвалидность старика. На мгновение лицо залило краской, и он, опустив глаза, пошёл к выходу под заблестевшим взглядом Джона Фишера.

* * *

[1] Денник — отдельное закрытое стойло в конюшне, где лошадь стоит без привязи.

Орден волшебников

Первое, что сделал Алекс, когда остался один — быстро выскочил из-за стола и со всех ног бросился в свою комнату. Распахнув входную дверь, он влетел в помещение подобно осеннему сквозняку, отчаянно ища глазами свой деревянный меч, с которым накануне вечером шагнул в мир магии.

Когда зрительный контакт с деревянным макетом грозного оружия был установлен, подросток потянулся левой рукой к висевшему на шее когтю. Теперь это движение воспроизводилось почти автоматически и предвещало целый ураган ощущений, заставлявших биться сердце, как сумасшедшее.

Алексу показалось, что коготь при прикосновении отвечает мелкой вибрацией и источает тепло. Он вытащил свой талисман из-под рубашки и крепко сжал в ладони. Воздух вокруг него завибрировал, пойдя мелкой рябью, как это бывает на поверхности воды в минуты слабого ветра.

В очередной раз за сутки Алекс с удовольствием почувствовал, как мысленно взмывает в воздух, и обычное зрение меняется на магическое. Находясь во власти этой эйфории, он сосредоточил своё внимание на мече и тут же почувствовал ладонью тепло отшлифованного дерева. Все его существо наполнялось внутренней силой и уверенностью…

— Ты делаешь успехи!

От звука знакомого и такого долгожданного голоса ёкнуло сердце, и внутри всё перевернулось.

— Джереми!

— Приветствую тебя, мой маленький друг, — поздоровался волшебник. — Вижу, что пора начинать делать первые серьёзные шаги. Думаю, ты готов к вступлению…

— Вступлению? — переспросил Алекс, чувствуя, что готов на всё ради своей новой жизни. — Куда?

— В орден магов. Это поставит точку в человеческой жизни и откроет перед тобой мир волшебства.

Алекс изумлёнными глазами смотрел на своего учителя, жадно ловя каждое его слово.

— Но ты должен знать, что после этого обратной дороги уже не будет.

— Я не хочу обратно… — быстро парировал подросток. — Что нужно делать?

Джереми молчал, будто формулируя ответ на заданный вопрос, но потом посмотрел своими умными и спокойными глазами на Алекса и невозмутимо произнёс:

— Отомстить.

* * *

Местом окончательной инициации был выбран берег Рэйрата. Алекс не заметил, как добрался до него, и очнулся только тогда, когда сандалии погрузились в прохладный утренний песок. Его обволакивающая мелкозернистая субстанция заключила в свои объятия обе ноги по самые щиколотки. Шагать становилось трудней, и мальчик остановился у густо раскинувшего свои зелёные ветки куста. Рядом лежал большой валун — приплюснутой формы каменная глыба, на которой спокойно могли поместиться несколько человек. От лучей утреннего солнца его поверхность уже успела нагреться, и когда подросток дотронулся до него ладонью, то почувствовал слабое тепло.

Он сел на песок рядом с камнем и начал смотреть на медленно протекающие воды Рэйрата. В этом месте река имела в ширину все метров тридцать и, судя по её тёмным водам, была довольно глубокой. Колдун сказал, что настало время отомстить — значит, вскоре кто-то должен был здесь появиться.

Менее чем через минуту его размышления нарушили доносившиеся с противоположного берега голоса. Трое подростков шли к реке и что-то с жаром обсуждали. Их голоса показались Алексу знакомыми, но когда он разглядел их получше, его будто прошило ударом молнии. По телу пробежала дрожь, и он в испуге спрятался за камнем.

Джейми со своими прихвостнями Рэндолом и Скоттом подходил к воде. От одного их вида у Алекса затрусились поджилки. Раскалённой иглой мозг пронзило воспоминание его избиения недалеко от этого места. Он осторожно выглянул из-за камня, чтобы проверить обстановку и по возможности незаметно убежать отсюда. Ребята раздевались, складывая вещи в кучки.

Все трое с нетерпением смотрели на тёмно-синюю гладь воды. Оголённые подростковые тела пока были свободны от жёсткой растительности и выглядели ещё угловато. Первым в воду забежал Джейми. Длинными прыжками он быстро добрался до глубины и нырнул с головой. Следом с радостными криками забежали Рэндол и Скотт, производя при этом море шума и миллионы брызг.

— Уухх, водичка хороша! — крикнул Скотт, вынырнув на поверхность.

В течение десяти минут подростки не переставали плескаться, кричать и хохотать на всю округу. Алекс видел их раскованность и испытывал неподдельное чувство зависти. С привкусом горечи пришло осознание того, что он никогда не сможет наслаждаться жизнью так же, как они, не боясь при этом быть избитым.

По мере того как он наблюдал за беззаботно плескающимися в реке подростками, в его груди поднималась давно зародившаяся злость, которая с каждой секундой становилась всё сильнее. Жажда отмщения за всю ту боль и унижение, которым он подвергался, в том числе от этих подростков, разгоралась, превращаясь из маленького огонька в безумный пожар, готовый