он, может быть был, и не ровня ей по происхождению, но он был "доблестным рыцарем, известным своей верностью, мудростью и доблестью, любимым людьми, с выдающейся свитой и, вероятно, займет высокое положение в королевстве"[104].

Следующей частью дипломатического пазла Бедфорда стала Бретань, самый большой из фьефов Франции после самой Бургундии. Бретань была отдельным регионом. С 1380-х гг. ее не коснулись боевые действия, охватившие всю остальную страну. В результате, несмотря на скудность почвы и густые леса, покрывавшие тогда большую часть полуострова, она вышла из кризиса начала XV века с целыми и процветающими городами и растущим населением. В течение многих лет герцогство было административно независимым от французской короны, имело свои региональные учреждения, каждое из которых было миниатюрной копией соответствующих ведомств французской монархии. "Герцог Бретани, — писал Папа Пий II, — живет по своим законам и не признает никакого земного господина". Это было не совсем так, поскольку герцоги всегда приносили оммаж королям Франции. Но это был именно "простой" оммаж, а не сеньориальный, на который претендовали французские короли и который должен был превалировать над всеми другими политическими обязательствами. Впрочем, конкретная форма юридической зависимости вряд ли имела значение. Гражданские войны во Франции и война с Англией на практике освободили герцогов Бретани от постороннего вмешательства. Как и герцоги Бургундские, они пользовались большинством внешних признаков суверенитета. Они отмечали свое вступление на трон герцогства тщательно продуманной коронационной церемонией и торжественными въездами в главные города герцогства. Они выпускали собственную монету, основывали рыцарские ордена, преследовали мятежников за неуважение к суду и поддерживали дипломатические отношения с другими государями. Все более эффективное финансовое управление обеспечивало им значительные доходы от герцогских земель, регулярных налогов на домохозяйства, пошлин на вино и морскую торговлю. Из-за того, что большинство финансовых документов Бретани было уничтожено во время Великой французской революции, невозможно дать даже приблизительную оценку объема доходов герцога, но фрагментарные сохранившиеся сведения позволяют предположить, что они вполне могли быть сопоставимы с доходами ланкастерской Нормандии[105].

Главной целью Иоанна V, унаследовавшего герцогство от отца в 1399 г., было остаться в стороне от англо-французской войны. Его противники объясняли это бездельем и трусостью. Роберт Блондель, писавший при дворе сына и преемника герцога, считал Иоанна V змеей. Он "называл ночь днем, ужинал на рассвете и завтракал после полудня", вместо того чтобы занять принципиальную позицию. Но мотивы герцога были проще, а методы — тоньше. Он не хотел, чтобы его владения превращались в поле битвы, не хотел истощать свои сокровища, набирая из года в год армию для участия в войне, в которой не было его собственных интересов. Бретань имела тесные связи с обеими сторонами. Это была главная морская провинция Франции, через которую проходили сухопутные и морские пути между Англией и Гасконью. Ее торговые интересы были связаны с Англией, которая являлась важным рынком сбыта для бретонских купцов и контролировала морской проход через Ла-Манш на рынки Фландрии и Нидерландов. В политическом плане интересы герцогов были тесно связаны с Бургундией, которая была их союзником с 1380-х годов.

Все это указывало на необходимость союза с Англией. Некоторые из министров Иоанна V, в частности его канцлер Жан де Малеструа, последовательно выступали за этот курс. Но хотя Иоанн V и стремился сохранить мир с Англией, он был категорически против официального союза, поскольку это могло вызвать раскол среди его подданных. Большинство бретонской знати поддержало арманьяков против Бургундского дома во время гражданских войн. Штаты герцогства, в которых преобладало дворянство, упорно сопротивлялись связям с ланкастерским правительством. Как и многие другие суровые сельскохозяйственные регионы, Бретань породила многочисленную диаспору профессиональных солдат удачи, в основном из числа обедневших землевладельцев и младших сыновей мелких дворянских домов. Большинство из них в настоящее время служили в армиях и гарнизонах Дофина. Разлад в Бретани отразился и на семье самого Иоанна V. Из двух его оставшихся в живых братьев один был видным французским капитаном, а другой, Артур, в настоящее время воевал за англичан. В следующем поколении наследник Иоанна V будет твердым союзником Карла VII, в то время как его младший сын станет ярым сторонником англичан, за что в итоге поплатится жизнью.

В более отдаленной перспективе Иоанн V надеялся разрешить свою дилемму путем заключения общего мира между всеми тремя сторонами — Англией, Дофином и герцогом Бургундским. В то же время он проводил извилистый курс между Англией и Францией, подкупая ту сторону, которая оказывалась сильнее, возможностью альянса, который всегда обещал больше, чем давал.

Брак Артура де Ришмона с Маргаритой Гиеньской был призван привлечь Иоанна V к англо-бургундскому союзу. Филипп предложил Ришмону наследовать герцогство Бургундское в случае его смерти, что сделало бы дом Монфоров крупнейшими территориальными феодалами Франции. Братья Монфор проглотили наживку. К концу декабря 1422 г. все детали встали на свои места. Вопрос о браке Бедфорда и Анны Бургундской был решен. Ее сестра Маргарита подчинилась желанию брата и согласилась на брак с Ришмоном. А Иоанн V, наконец, решился встать на сторону представителей нового английского короля. Он назначил послов в Париж и заявил о своем намерении придерживаться договора, заключенного в Труа. Сделка открывала перспективу создания тройственного союза, контролирующего все атлантические провинции Франции, за исключением Ла-Рошели и ее внутренних районов[106].

Непосредственным результатом стало прекращение попыток примирения Дофина и Бургундского дома, как это и планировал Бедфорд. Мирная конференция, организованная герцогом Савойским, открылась с опозданием почти на месяц, в начале января 1423 г., в городе Бур-ан-Брессе, расположенном под горами Юра. Дофин серьезно отнесся к этому событию. Он заявил своему канцлеру Мартену Гужу, что искренне заинтересован в заключении мира с Бургундией и готов принять любые условия, которые предложит Амадей. Но к этому времени трехсторонний союз был уже практически заключен. Поэтому канцлер Филиппа Николя Ролен, возглавлявший бургундскую делегацию, прибыл с решимостью ни о чем не договариваться. Более того, он даже не стал напрямую общаться с послами Дофина, настаивая на том, что обсуждать это дело будет не с кем иным, как с самим Амадеем. Он и его коллеги приехали, по его словам, только для того, чтобы "услышать то, что ему будет угодно им сказать". Бургундцы достали из своих сундучков копии "договоров, обязательств и клятв", связывавших их господина с англичанами. По их словам, Филипп, как человек чести, обязан был их соблюдать. На этом основании больше ничего сказать было нельзя.

Амадей потребовал от Ролена и его коллег сообщить ему в частном порядке свое мнение. Какие условия должны быть предложены Дофину, чтобы они рекомендовали Филиппу принять их? После некоторого колебания и заявления об отсутствия инструкций они согласились сообщить ему об этом. Был составлен меморандум. Филипп, по