Веселье было в самом разгаре: играли забредшие на праздник музыканты, и кружил хоровод, в центре которого лихо отплясывали разбитные девахи. Поодаль высилось сразу несколько небольших шатров: в один зазывала простаков гадалка, в других устраивали представление какие-то фигляры. Чуть в стороне жонглировал горящими булавами акробат, там же легко подкидывал тяжеленные на вид гири усатый силач, ещё один крепыш предлагал всем желающим побороться с ним на руках.

— Гривенник против деньги! — басил он. — Неужто никто не рискнёт? Неужто мало каши ели?

Подвыпившие мужички подкатывали к нему один за другим. Зря.

На глаза попался бежавший куда-то Хрип, в одной руке он нёс кусок яблочного пирога, в другой кружку.

— Стоять! — рявкнул я. — Наши где?

— Дак это… — озадачился мальчишка. — Тута все!

Хват забрал у него пирог, я вынул из руки кружку.

— Эй! — возмутился мальчишка. — Это для Рыжули!

— На меня всё вали, — разрешил я, сделал глоток и, скривившись, сунул кружку с вином Хвату. Тот взамен вручил мне кусок яблочного пирога.

— Да ну вас! — обиделся Хрип и затерялся в толпе.

Больше всего людей собралось у загородки марионеточников, Хват задержался там, а я обогнул столы и двинулся к непонятному шатру на дальнем краю пустыря. Его буквально пожирали глазами слонявшиеся кругом босяки, но приближаться к перегородившей вход занавеси не решались. Зазывале, чья кожаная жилетка нисколько не скрывала мускулистого торса, платили за вход сплошь дядьки в возрасте.

— Экзотические танцы! — крикнул крепыш проходившим мимо молодчикам немногим старше меня. — В борделе такого не покажут!

— Да мы им сами покажем! — отшутился один из тех. — Это пусть малышня себе уд теребит!

Задерживаться там я не стал, потопал прочь. У края пустыря на открытом огне жарилось мясо. Шкворчало то и пахло столь аппетитно, что непременно бы слюной изошёл, если б яблочным пирогом червячка заморить не успел.

Дальше дурил публику фокусник. Стоя у перевёрнутого цилиндра, в который зеваки время от времени кидали мелочь, фигляр с выбеленным лицом и завитыми усиками ловко расправлял веером и вновь собирал колоду, а в той оказывались то одни тузы, то сплошь чернели пики. Ещё он вынимал карты из карманов охавшей от удивления публики и сам дозволял вытянуть любую, чтобы безошибочно угадать достоинство и масть, а время от времени запускал всю колоду к небу одной рукой и ловил другой. После стянул сюртук и закатал рукава сорочки, достал из цилиндра пяток монет, зажал их в кулаке, сразу растопырил пальцы и продемонстрировал пустую ладонь.

Я отправил в рот остатки пирога и принялся во все глаза следить за представлением, даже протолкался в первый ряд. Какие-то фокусы знал и мог повторить, но большая их часть оставалась для меня тайной за семью печатями — сколько ни следил за ловкачом, так его секретов раскусить и не смог. Но несколько интересных ухваток и движений всё же подметил.

Но и фигляр оценил мой слишком уж пристальный взгляд и подрагивание пальцев, распознал самоучку и заорал:

— Пошёл вон!

Я вопросительно указал себе на грудь, и этот жест окончательно разозлил фокусника, он гаркнул:

— Да, ты! Убирайся!

Всеобщее внимание меня ничуть не смутило, и я непонимающе развёл руками. Фигляр потерял терпение и шагнул вперёд.

— Проваливай по-хорошему, пока не накостылял!

Кругом рассмеялись, но отнюдь не надо мной. Просто один из босяков проскользнул к цилиндру фокусника, запустил в него руку и был таков.

Я выставил перед собой раскрытые ладони и подался назад.

— Ухожу-ухожу!

После шустро ввинтился в толпу и рванул за сарай. Всё рассчитал верно: именно там взялись пересчитывать добычу малолетний воришка и его приятель. Их кличек я не знал, но они точно были из ватаги Скока. На меня взглянули настороженно и даже зло.

— Чего ещё? — спросил тот, что облегчил цилиндр фокусника.

— Делиться надо! — веско произнёс я.

Мальчишки насупились, но я был в своём праве. Не отвлёк бы фигляра, ничего бы у них не выгорело. А намеренно это вышло или нет — вопрос десятый. А ну как я для кого-то из своих всё провернул, а они влезли?

Сообразив, что на львиную долю я не претендую, босяки вновь зазвенели медяками и вручили мне алтын, гнутый двухгрошевик и три деньги. На большем я настаивать не стал и зашагал прочь, бренча зажатыми в кулаке монетами. Не стоило фокуснику на меня орать.

И нет — чужого я не взял. Не было у меня этого… как его… Умысла, вот! Со мной просто поделились.

Побродив немного в толпе, я наткнулся на Гнёта и Сивого. Первый непонятно где раздобыл ботинки, второй красовался новенькой жилеткой, показавшейся почему-то знакомой.

— Это вы чего? — озадачился я.

— А чего? — буркнул Сивый, выдернув из моих пальцев полу жилетки.

Гнёт был сообразительней товарища и выдал заранее придуманное объяснение:

— Яр поносить дал. Праздник же!

— Да и хрен с ним! — отмахнулся я. — Лука-то вернулся уже?

— Ага, здесь где-то.

Я завертел головой по сторонам, и Гнёт потянул меня за рукав.

— Слышал, во вчерашний прилив духи бродягу упокоили?

— Не упокоили, а высушили, — поделился я подробностями. — Одна кожа и кости остались.

— Да ну⁈ — в голос охнули парни. — А не свистишь?

— Его на телеге увозили, по дороге дерюгу ветром скинуло, — пояснил я и спросил: — Рыжуля где?

Сивый шмыгнул, вытер под носом и указал в дальний угол пустыря.

— Тама! Танцует.

С той стороны доносились пронзительный визг скрипки и резкое позвякивание бубна; я двинулся на звуки музыки, парни поплелись следом. Они на ходу засыпали меня вопросами, пришлось выдумывать всяческие жуткие детали. Повеселился от души.

Так и дошли до сараев, а там я протолкался через зевак и выбрался к небольшому пятачку, на котором танцевала Рыжуля. Курчавый юнец-скрипач в изукрашенной сложной вышивкой жилетке терзал смычком струны, а девчонка кружилась с распущенными волосами и ударами ладони отбивала ритм о вскинутый над головой бубен. Зрители свистели, слаженно хлопали и щедро кидали к её босым ногам медяки. Иногда мелькало и серебро.

— Давай, рыжая! — голосили собравшиеся. — Танцуй!

На какой-то миг я просто остолбенел. Рыжуля была хороша. Так хороша, что у меня защемило сердце. В этом и заключалась проблема.

Нет, не в моём отношении к девчонке, а в