Тот открыл рот, потом закрыл его. Оловянные глаза моргнули, мужчина втянул шею в туловище и как-то враз опал внутрь себя.

— Не знаю, — буркнул он.

— В-все вы-ы з-знаете, — с нажимом повторил Шершень. — С-с того са-амого дня, когда он в-впервые у-увидел Витю, он понял, какие в-возможности мо-ожет получить. К-конечно, он не с-сразу поверил. Ведь в это невозможно п-поверить. Э-это нереально. Н-надо о-отдать ему должное, как у-ученый он выше всяких похвал. Дру-угой бы списал на шизофренический б-бред, галлюцинации — т-так и делают п-повсеместно. Но он начал к-копать. П-помогло то, что он в ту п-пору чуть ли не единственный в СССР освоил м-методику ре-е-егрессивного гипноза и хотя научного в ней б-было мало, в случае с Витей она н-неожиданно дала це-енные и, главное, п-поовторяющиеся результаты. А повторимость о-опыта в науке означает п-повышение достоверности.

Шаров слушал Шершня открыв рот, частично понимая, но большей частью видимо, удивляясь и поражаясь услышанному.

— Но откуда он знал? Ведь… после взрыва… после… того, что там случилось, — Виктор поперхнулся, прочистил горло, сделал глоток чая и продолжил: — не каждому доктору могли доверить детей, да еще… тогда в СССР вообще психологов не было.

— О-он знал, — сказал Шершень таким тоном, что у Виктора побежали мурашки по спине. — Ему ска-азал т-твой отец… пе-е-еред смертью.

На мгновение Виктор почувствовал, что сердце перестало биться, а воздух в комнате вдруг резко закончился.

— Н-н…никаким психологом он не-е был. Слу-ужил армейским хи-ирургом. С-спасал бойцов, н-но война, в-ви-идимо, что-то в нем п-перекромсала… И-и п-понеслось…

— Что сказал ему отец? — прошептал Виктор, сжимая кулаки под столом. Он медленно поднял опущенную голову и посмотрел на скукожившегося на стуле доктора. И хотя выглядел тот вполне безобидно, можно даже сказать, вызывал жалость, Виктор почувствовал, что это все притворство. И под маской напуганного старика скрывается холодный, жестокий, расчетливый убийца. Теперь понятно, что помогало ему все эти годы — глядя на него абсолютно нельзя было сказать, что этот старикашка вообще был способен на что-то серьезнее кроме просмотра газеты «Друг пенсионера».

— Что он тебе сказал? — процедил Виктор, обращаясь к доктору.

Тот не шелохнулся. Лишь слабая тень воспоминаний пробежала по его лицу, на котором не дрогнул ни один мускул. Он даже не повернулся к Виктору, продолжая разглядывать гигантскую пожелтевшую карту на стене.

— Разве ты не помнишь наш разговор? — ответил он вопросом после долгой паузы. — Кажется, я все сказал тебе, когда ты увидел фотографию отца.

Виктор перевел взгляд на Шершня.

— Он сказал, что я знаю, как поступить. Так вроде… И еще… что… папа любит меня… — голос его сорвался, и Виктор отвернулся.

— Да, — тихо сказал Шершень. — Он сказал, что ты можешь все изменить. Все.

— Чертовщина какая-то, — не выдержав, вставил Шаров. — Я не верю, что мы, взрослые люди, сидим и обсуждаем это. И если бы…

— Е-если бы не э-это… — Шершень хлопнул себя по груди, — вы-ы бы не по-о-верили.

— Да. Я бы не поверил.

— Такое ощущение, что у каждого из нас есть какая-то тайна. Есть, что скрывать. И никто не хочет начать первый. Но чем глубже погружаешься в это дело, тем больше понимаешь, что вообще нифига не ясно. Я с таким никогда не сталкивался в своей практике. Обычно все довольно просто и понятно. Бытовуха. Пьянь. Деньги. Ну или женщина. А тут — черти что!

Где-то за окном вдали взревел двигатель, плотно зашторенные окна слегка дрогнули и через минуту снова наступила тишина. Виктор обеспокоенно оглянулся на дверь, не разбудил ли самолет Лену, но никаких шагов не услышал.

— Что дальше? — спросил Шаров. — Расскажите кто-нибудь, пока нас всех не объявили в федеральный розыск.

Шершень легким кивком указал на доктора. Тот повел головой и продолжая рассматривать карту, произнес:

— Нужно найти остальных. И чем быстрее, тем лучше.

— Остальных? — спросил Виктор. — Это кого? — хотя, прежде чем он спросил, до него уже дошло, что имеет ввиду Инин.

— Всех остальных из партизанского отряда. Пока здесь только трое. Нужны все остальные. Только тогда мы сможем… сможем им помочь. Только так.

Шаров вытаращился на доктора.

— В смысле… вы… предлагаете привезти сюда всех ребят из той группы?

— Они уже давно не ребята, — сказал доктор.

— Но это же невозможно! — Виктор вдруг понял, что сон моментально улетучился.

— Я не говорил, что это будет легко. Учитывая, каких трудов стоило затащить сюда вас.

— Вы сумасшедший, — Шаров постучал карандашом по столу. — По вам собственная дурка плачет.

— Я знаю, — ответил доктор. — И тем не менее, это единственный шанс.

— Ну допустим… — медленно сказал Шаров. — Даже если по какому-то счастливому стечению судьбы, нам удастся найти их… как это будет выглядеть? Типа спиритический сеанс? Или что? — он покачал головой и скептически ухмыльнулся. — Господи… зачем я на это подписался…

Виктор встал, нажал кнопку электрического чайника, потом похлопал себя по карманам.

— У кого-нибудь закурить есть?

— В верхнем ящике шкафа блок «Кента», — буркнул профессор. — Кури на здоровье.

Виктор открыл дверцу и с удивлением обнаружил запакованный блок сигарет и несколько коробков спичек.

— А ведь я хотел бросать… — протянул Шаров. — Дай-ка и мне…

Дым быстро наполнил кабинет и его сизые волны причудливо поплыли в тусклом свете одинокой мерцающей лампы.

— Нет, — ответил доктор, дождавшись, пока взгляды снова устремятся на него. — Это не спиритический сеанс. Ударная доза разработанного мною лекарства погрузит вас в подобие контролируемого сна. Ваши электрические потенциалы будут объединены с помощью устройства, которое я изобрел и опробовал в больнице. И… — он замер… — в общем… это будет своего рода магнитофон, с помощью которого, возможно, нам удастся передать сообщение в прошлое. Потому что там… тогда, в 1941 году, не было «Кометы-209». Магнитофон появился позже. Непонятно откуда. И… — он замер, глядя на Виктора взглядом, от которого тому стало не по себе. — … только ты можешь им пользоваться. Иначе все было бы гораздо проще.

Минуты три стояла полная тишина.

— Так вот оно в чем дело… — наконец сказал Шаров. — Если магнитофоном можешь пользоваться только ты… тогда ясно, почему он так все устроил. В противном случае он просто бы его выкрал и