нахождения там, все еще живых людей. Такая установка была изготовлена в единичном экземпляре и еще не до конца прошла тестирование. Но зато она была единственной в мире, которая могла с легкостью обнаруживать бункеры противника на глубине до пятисот метров в скальном грунте. И не просто могла их находить, но еще и умела выдавать на монитор схему расположения помещений в бункере. И вот теперь эта установка при помощи ненормативной лексики, с его стороны, была в срочном порядке доставлена к месту трагедии, вместе с операторами обслуживающими ее.

Потом на закрытом заседании другой специально собранной комиссии, во главе с тем же Рудовым, рассматривались детали инцидента, произошедшего на Севере. Скрупулезно и въедливо, эксперты всех мастей разбирали по косточкам все телодвижения лиц участвовавших в отражении, теперь в этом не было никаких сомнений, нападения на базу со стороны спецназа США. Столь же тщательно рассматривались действия и наших летчиков с базы «Арктический трилистник». К сожалению, в этой связи, пришлось исследовать и действия, а вернее преступное бездействие руководства 10-й армии. Подлый донос начальника ее штаба — генерал-майора Пятницкого, касающийся самовольных действий полковника Удалова, был получен еще вчера. Получен, исследован во всех деталях и ракурсах, впрочем, так же как и рапорт самого командира базы. Действия полковника Удалова, были единогласно признаны комиссией, как единственно правильные в сложившейся ситуации, о чем ему было незамедлительно заявлено по окончании расследования. Пятницкий, в связи с этим, был срочно вызван в Москву на «ковер». Вспыльчивый от рождения «пруссак» в запале яростного негодования требовал немедленного расстрела для саботажника Пятницкого. И Афанасьеву стоило немалого труда уговорить того ограничиться разжалованием и последующим «поражением в правах» для инициатора доноса. В конце концов, справедливое начальство раздало «всем сестрам по серьгам». В результате, Пятницкого лишили не только всех званий и наград, но и передали материалы расследования в трибунал для решения его дальнейшей участи. Удалова, не мешкая, наградили орденом Александра Невского, а оба экипажа истребителей-перехватчиков представили к высоким званиям Героев России. Оказывается, счастливый конец бывает не только в сказках, но и в реальности, но это, разумеется, в порядке исключения. Что же касается расследования по предательскому нападению на Белушью, то тут требовалось значительно больше времени, так как материалы непосредственно с места побоища пока что не поступили в распоряжение комиссии. Никому в комиссии, конечно, не пришло в голову подвергать сомнению преданность присяге самого полковника Виттеля, получившего тяжелые ранения, но разбираться в этом «мутном», как ни крути деле, все-таки нужно было очень тщательно. Наверняка было ясно только одно — без явного и целенаправленного предательства со стороны некоторых военнослужащих базы, тут не обошлось. Поэтому рассмотрение этого вопроса отложили до приезда на место следственной группы. Оставшихся в живых «коммандос» было решено переправить в Москву с ближайшим бортом. Афанасьев, за два с половиной месяца нахождения на высшем государственном посту, уже немного поднаторевший в дипломатических играх, здраво рассудил, что они могут послужить предметом серьезного торга с противником, поэтому придержал их в качестве одного их козырей. Хотя, положа руку на сердце, первым его порывом было желание отдать приказ о том, чтобы их просто заживо втоптали в грунт. Однако вовремя одумался и не стал форсировать события, ожидая, что дело еще далеко от своей развязки.

Предчувствие его не обмануло. После обеда к нему, как бильярдный шар в лузу ворвался Михайлов — запыхавшийся, покрасневший и с выпученными, как у сваренного рака глазами. Вид адъютанта был настолько непривычен, что Афанасьев не на шутку забеспокоился:

— Что опять случилось?! Война, что ли?!

Но за спиной у Борисыча не маячила фигура зятя с чемоданом, поэтому он немного успокоился.

— Да, говори же ты! Не выпучивай глаза, — подстегнул он ошарашенного адъютанта.

— Товарищ Верховный, президент Соединенных Штатов просит в срочном порядке согласовать видео-звонок между вами и ним, — с придыханием, как о чем-то невероятном, доложил полковник.

Хищная улыбка растянула рот Валерия Васильевича. Чуйка матерого волка, в очередной раз не подвела его.

— Ну, коли просит согласовать, то это, как минимум, означает отсутствие боевых действий с применением всех средств поражения. В противном случае, он бы сразу позвонил на «горячую линию». Передай связистам, что я готов принять видео-звонок через полчаса. Да, кликни сюда Петра.

— Есть, кликнуть! — слегка расслабился Михайлов, видя спокойную реакцию своего шефа на неожиданное сообщение.

— Вот еще что, подготовь-ка аппаратуру к записи, а то я не знаю на какие тут кнопки нажимать.

— Сию минуту, — кивнул Борисыч и крикнул в приоткрытую дверь. — Петр Михалыч! Товарищ Глава Высшего Военного Совета просит вас зайти к нему.

Сам же в это время, не мешкая ни минуты, стал копошиться в недрах телеаппаратуры.

— Звали, товарищ Верховный?! — возник он тут же в дверном проеме, заслоняя своей могучей фигурой весь просвет.

— Заходи, Петр Михалыч, — кивнул диктатор своему зятю. — Присаживайся, вон к столу, а я пока наберу еще кое-кому.

Он повернулся на своем крутящемся кресле к приставному столу, где стояла целая батарея разношерстных телефонов, и, выбрав один из них, набрал короткий номер.

— Сергей Иванович, мы с тобой уже видались сегодня, но здравствуй еще раз, — сказал он в трубку, как только абонент появился на том конце. — Ты там не шибко занят?

— Нет, Валерий Васильевич, не шибко, — в тон ему ответил Рудов. — Что-нибудь случилось?

— Да. То, что я и предсказывал давеча. Только что позвонили из госканцелярии президента Соединенных Штатов и попросили от его имени согласовать видео-звонок, — проинформировал Афанасьев своего соратника и «серого» кардинала по совместительству.

— О, как! — не удержался тот от восклицания.

— Я согласовал его через полчаса. Не хочешь ли присоединиться? — поинтересовался диктатор у своего соратника, чем доставил ему массу положительных эмоций (обожал Сергей Иванович быть в курсе всего на свете).

— Конечно-конечно, — затараторил он, не скрывая удовлетворения от сопричастности к «большой политике», — уже бегу. Через десять минут буду на месте.

— Добро, — коротко бросил в трубку Валерий Васильевич, прежде чем отключиться.

— Все готово, — закончил возиться с записывающей аппаратурой Михайлов. — Разрешите идти?

— Нет, Борисыч, — помотал головой диктатор. — Ты тоже останься. Вон, сядь у окошка, вдруг, еще понадобится твоя помощь.

— Мне вести протокол беседы? — сделал тот движение, чтобы вытащить из внутреннего кармана объемистый блокнот.

— Нет. Зачем, если запись и так будет вестись? Просто посиди. Ты у нас ходячая энциклопедия и твоя консультация может понадобиться в любой момент.

— Есть, остаться.

— Петр Михалыч, — обратился Афанасьев к зятю полуофициально, — не мог бы ты быть переводчиком нашей беседы?

— Почему, именно я? — искренне удивился Вальронд. — У нас имеется отличный штат переводчиков.