– Так, значит, у Вестфилдов сегодня вечеринка? – задумалась Дин. – Странно, что он не попросил меня связаться с ним.

– Там будут люди.

– Люди? – Дин фыркнула. – Вестфилды и люди. Ну ничего себе.

– Э-э-э… это долгая история.

Точнее, не история, а перипетии запутанных отношений, которыми обычно кишит школа. Он любит ее, а она – другого, и бла-бла-бла. Конечно, я не видела томных взглядов Варрона в сторону Селены, но какого черта Вестфилду быть таким добрым? Плюс не стоит забывать про Хейзер. М-да, если бы в моей жизни не было других проблем, это могло бы даже показаться интересным.

Дин подвезла меня к дому, присвистнув:

– О-о-о, шериф Кольт здесь.

Я напрочь забыла о нашем уговоре и как-то инстинктивно сжалась, предполагая, что сейчас на меня накричат или еще что-то. Но Кольт дружелюбно и широко улыбался. Кажется, искренне.

Дин выскочила из машины и поприветствовала его как старого друга. Затем они принялись болтать о чем-то и громко смеяться.

– Лавстейн, прошло уже больше недели, но ты не звонишь, не пишешь. А у меня, между прочим, кое-что есть, – Кольт потряс тоненькой бумажной папкой. – Ты должна мне за прошлую неделю.

Дин не выглядела удивленной, будто уже знала.

– Не слишком много? Я могу и сознание потерять. Спасибо, Дин, что подвезла. Пока.

Настроение пропало окончательно. Уколов я не боялась, но вот чужие зубы пострашнее прививок.

Словно верный пес, навстречу выбежал Голем. Вчера я отрезала от какой-то старой мягкой игрушки глаза и приклеила их вместо пуговиц. Даже не знаю, что выглядит хуже. Бусины болтались из стороны в сторону при каждом шаге.

С улицы было слышно, как отъезжает Дин. Вольфганга, как обычно, не было дома. Может быть, он прятался где-нибудь в комнатах, как случалось раньше.

– Сначала кровь, потом папка, – только и сказал Кольт, проходя в гостиную.

За плечом у него болтался спортивный рюкзак, и я боялась представить, что в нем.

– Ты помнишь, как мы договаривались? Никаких сосудов. Чтоб ни одной капли мимо.

– Конечно, конечно, – отмахнулся он. Пройдя в гостиную, он остановился и кинул свои вещи на диван. – Присаживайся, расслабься и постарайся получить удовольствие.

Разве такое не говорят при изнасиловании?

Я закатала рукав, откинулась на спинку кресла, но расслабиться не получилось.

– Я не люблю кровь с адреналином, – только хмыкнул Кольт. – Это не больно, поверь мне.

Он положил пальцы на пульс. Они и правда были ледяными.

– Успокойтесь, Лавстейн, не портите мне трапезу, а то мне придется вас загипнотизировать, – усмехнулся Кольт.

Я сделала глубокий вдох и покачала головой, разминая мышцы шеи. Расслабиться. Расслабиться. Как это сделать, если сейчас из тебя будут выкачивать кровь?

Кольт осторожно поднял мою руку к губам. Жест довольно интимный, оттого и неловкий. Острые клыки вонзились в запястье. Я вскрикнула скорее от вида, чем от ощущения. Это было не больно, может, немного неприятно и мерзко, но я ожидала худшего.

Навалилась легкая истома, хотелось закрыть глаза и заснуть. В голове тут же возникла мысль, что Кольт может запросто меня убить. Я аж вздрогнула. Кольт скривился, будто косточка попалась в мясе. Но я быстро успокоилась. Он пил медленно, смакуя.

Помню, в детстве я уронила фарфоровое блюдце. Мне было лет пять. И это был мой первый порез. Воспоминания такого рода живут необычайно долго, особенно если остается шрам, пусть даже крошечный и незаметный.

В детстве разбитое блюдце – целая трагедия. Я помню, как считала себя виноватой, чуть ли не убийцей несчастной тарелки, шмыгала носом и все пыталась собрать ее обратно. Делала это с детским остервенением и отчаянием, ничего важнее в моей жизни не было, и сильно удивилась, когда на белых осколках появились красные разводы.

Кави с улыбкой подошел ко мне и спросил, что я делаю. А затем побелел, едва не упал на колени и схватил меня за руки.

– Я случайно, случайно, случайно!

Кави никогда меня не ругал. Меня ругали отец и брат, но тогда я почему-то испугалась. Он схватил меня за руки, как сейчас помню, и с минуту рассматривал порезы. Да, кожу что-то кололо, но я тогда и не заметила.

– Amira, – пролепетал он на родном языке, пытаясь найти кухонное полотенце. Один из осколков вонзился в запястье, крови было много, но я тогда не особенно понимала, что происходит. – Что же делать? – только прошептал он, завязывая полотенце тугим узлом. – Я же… на минуту отошел. Только на минуту.

– Я ее соберу, – плакала я.

– Тебе меня придется собирать по кусочкам, – ласково ответил Кави, когда заметил, что кровь течет медленнее. Кончики его пальцев засветились красным, он приложил их к открытой ране. Лечебная магия не его конек, Кави сам это говорил, но в тот раз он справился. Только сокрушался, что остался шрам.

А потом я вспомнила, как разбила коленки и рыдала в голос, чтобы снова получить от него больше тепла и утешения. Второй раз он не так испугался, но тоже побледнел. Когда Кави бледнеет, у него кожа становится как будто прозрачная.

– Ну, не плачь, принцесса, быстро прискачем домой. – Он закинул меня на спину, и я повисла на нем как рюкзак. – Промоем рану, и ничего не будет. Чуть-чуть поболит, совсем капельку. Не стоило тебе от меня убегать.

Еще как не стоило.

– Вот и все! – сказал Кольт нарочито громко, и стало понятно, что для доноров такое плутание в воспоминаниях – совершенно обычное дело.

– Сколько? – Я прокашлялась.

– Триста. В следующий раз столько же, и мы в расчете.

Я протянула руку.

– Тут данные по крови, характер почерка и возможные места, где покупали краску. Первые надписи были сделаны ею. Возможно, есть подражатели. Краска строительная. Животных разделывали пилой. Уже обошли все строительные магазины, никто не покупал ее в последнее время.

Я нахмурилась.

– Не густо.

Кольт выглядел счастливым.

– Но хоть что-то. Ждем их дальнейших действий.

– Их? Думаешь, что их?

Он пожал плечами.

– Расследование покажет.

Сказать ли, что я ему не доверяю? Возможно, он действительно что-то найдет, по крайней мере, это лучше, чем заниматься самой.

– И, пожалуйста, не ешь жирную пищу перед нашей следующей встречей.

Я фыркнула.

– И старайся не пугаться, а также не употреблять алкоголь хотя бы за сутки. Это мои единственные требования.

– Мои требования – отчет о преступности за этот год.

– Разве Асмодей тебе его не дал?