Два часа спустя все было закончено. Кирилл Кручинин купилоборудование на десять процентов дешевле изначальной цены.

Когда я вернулась в гостиницу, меня колотило. Такоесостояние бывало со мной лишь в детстве, пару раз, когда я попадала под ледянойливень, а затем возвращалась домой в мокрой насквозь одежде, и казалось, будтодаже кожа моя пропитана холодной жестокой водой.

Если бы вы знали, сколько я готовилась к этой встрече! Каквыбирала одежду, продумывала макияж и прическу, как в разговоре следила зажестами, стараясь в то же время выглядеть естественно. Кирилл ни в коем случаене должен был подумать, что я притворяюсь ради него... И все сложилосьнаилучшим образом: случайная встреча, удивление, танцы вокруг друг друга,улыбки, прощание... Я видела, что Кирилл озадачен, и упивалась этим. Тембольшей неожиданностью для меня оказалось то, насколько быстро он взял себя вруки – словно заранее знал, с кем ему придется столкнуться, и лишь притворился,поддаваясь мне, что выбит из колеи. Уверена, что ничего он заранее не знал, ноуже одно подозрение лишает меня сил.

И еще я не ожидала, что не смогу управлять сама собой.

Я потратила тьму усилий и времени на то, чтобы провестипервый бой и ясно показать ему: вот какой я стала теперь, и это не благодаря, авопреки твоим стараниям, вот от чего ты отказался, вот кто уничтожит тебя... Выспросите меня, зачем я это сделала? Не подумайте, что я собиралась играть соткрытыми картами. Но я хочу, чтобы когда воздаяние – да-да, не смейтесь надомной за это слово, – так вот, когда воздаяние настигнет моего бывшегомужа, он смог бы окинуть мысленным взглядом все произошедшее с ним и осознать,с какого момента началось его падение в пропасть. С того, когда он увидел меня.

К тому же мне просто необходимо иметь с ним общие дела. Этопозволяет совершенно легально быть ближе к нему, наблюдать, не скрываясь, изнакомиться с теми людьми, от которых зависит его бизнес, который я исподвольсобираюсь разрушить – как и все остальное. Я уже говорила вам – теперь я знаюсобственного мужа (пусть и бывшего) куда лучше, чем прежде. Поверьте, он самшагнет в приготовленную ему ловушку. Сегодня он сделал первый шаг.

Но я, оказывается, плохо знаю себя.

Я ожидала от самой себя чего угодно: страха, равнодушия,вспышки ненависти, быть может... Растерянности, в конце концов! Но только неполуобморочного состояния, которое я искусно маскировала молчанием, от его взгляда,ужасающей слабости от его резкого голоса, от вида седеющих волос на еговисках... Я не ожидала, что меня пронзит внутренняя дрожь, когда я увижу вблизиего руки: руки крепкого мужчины, обнимавшие меня много лет назад, делавшие сомной такое, отчего я кричала и стонала, забыв себя.

Меня подвела моя собственная память. Оказывается, все этигоды в ней хранилось не только воспоминание о том, как меня уничтожили,растерли в мелкий порошок и презрительным жестом выбросили оседать на мусорнойкуче, но и все, что было до того: ожидание его возвращения по вечерам, запахего зимней куртки, в которую утыкаешься носом и замираешь от счастья, ощущениеего грубоватых рук на своей спине, запах его ночной сигареты, когда он лежит срасслабленным лицом, довольный, как ребенок, получивший долгожданный подарок.

И сколько бы я ни твердила, что все это воспоминания другойженщины – глупой, слепой, нелюбимой, – это ничего не меняет. Я обнаружила, чтоона по-прежнему живет во мне, хотя многие годы считала, что от нее ничего неосталось.

Господи, до чего же унизительно, до чего невыносимо стыднолюбить человека, которого презираешь...

Я забралась под душ как была, в одежде, и долго стояла подхолодными струями, дожидаясь, чтобы меня заколотило уже от воды, а не от того,что сидело во мне глубоко внутри. Если бы возможно было провести операцию ивырезать эту ноющую часть «не-меня», я согласилась бы на нее без анестезии.Боль была бы гарантией вечного избавления. Но никто ничего не вырежет из меня,и тупая Вика смотрит жалобными коровьими глазами, надеясь растрогать своегобывшего мужа и вызвать в нем хотя бы малую толику любви, которую, как ейкажется, теперь-то уж она точно заслужила.

Но я – не она. Я не позволю ей взять верх надо мной. Еслипонадобится, я буду очень жестокой, чтобы избавиться навсегда от них обоих: иот Кирилла Кручинина, и от Вики, несколько лет носившей его фамилию.

Меня зовут Виктория Венесборг, и я не собираюсь быть никеминым.

Я разделась догола, бросила мокрое белье в ванну ирастиралась полотенцем до тех пор, пока не защипало кожу. Из зеркала на меняглянуло порождение нездоровой фантазии художника: женщина с бледным лицом икрасным телом, с безумным выражением глаз. Я согнала его, это выражение, ипровела небольшую тренировку: последовательно меняла эмоции на лице, заставляясебя улыбаться, хмуриться, озабоченно качать головой и просто спокойносмотреть, не моргая, в глаза самой себе.

Последнее далось мне труднее всего. Зато закончив, я моглазаняться делом без того, чтобы каждую минуту бросать взгляд на собственныеруки: дрожат они или нет.

Когда я занималась восстановлением собственной истории – тойее части, которая связана с моим бывшим мужем, – мне удалось узнать, чемименно занимался Кирилл, отправив меня в родной город после фиктивного развода.И каким именно образом им были заработаны деньги на его первую квартиру – тусамую, из которой потом он вышвырнул меня.

В московской области был завод, имевший статусгосударственного унитарного предприятия, и производил он формовочный песок.Песок использовался затем в сталелитейном производстве, из чего вы можетесделать вывод, что завод приносил неплохую прибыль. Кирилл был одним из тех,кто решил перераспределить финансовые потоки и направить часть из них себе вкарман.

Все шло по обычной схеме: предприимчивые ребята создалималенькую фирму, с которой директор завода заключил контракт на продажу всегопроизводимого песка, а уж та, в свою очередь, продавала его конечнымпотребителям. Кирилл лично нашел человека, которого поставил во главе этойсамой фирмы: дурачка, не понимающего, что происходит, и искренне полагавшего,что он занимается честным бизнесом. Даже фамилия у дурачка была подходящая:Пронькин. Ему бы валенки катать с такой фамилией, а он решил, что годится длябольших дел.

Что наговорил ему Кирилл, убеждая бедного Пронькинаподписывать чистые листы, мне неизвестно. Думаю, он был достаточно убедителен,а новоявленный директор достаточно глуп для того, чтобы поставить свою подписьвезде, где только можно.

Несколько месяцев спустя прибыльный завод был объявленпредприятием-банкротом, и золотой ручеек, текший в карман Кирилла и прочих изего компании, превратился в золотой поток. Как это часто случается, делопогубила жадность всех его участников: директор завода решил, что с ним малоподелились, и потребовал увеличения доли. Кирилл с подельниками отказался,начался скандал, и директор, опасаясь преследования, решил сработать наупреждение: он подал заявление в прокуратуру, в котором утверждал, что егосилой заставили подписать документ с маленькой фирмой-прилипалой.