Спустя неделю мой член от таких мыслей уже не умещался в штанах. Ожидание бывает мучительнее самой пытки. Ей оставалось лишь ждать меня…

Наконец я созрел.

Был поздний вечер. Слуги уже спали. Я направился к ее комнате и вошел, не включая свет. Через раскрытое окно в дом вливалась тосканская жара, хотя солнце давным-давно село.

Она мгновенно села на своей постели, встревоженная моим появлением.

Я запер окно, чтобы снаружи не было слышно криков.

Она бросилась назад, пока не уперлась в изголовье кровати. От страха она глубоко и часто дышала, так что ее грудь поднималась и опадала. Однако в глазах ее горел все тот же огонь. Она не сдавалась без боя.

На это я и рассчитывал.

– Ты! Сюда!

Но она не двигалась. Молчала.

– Делай, что приказано, или хуже будет!

Она скрестила на груди руки:

– Пошел на х*й!

– Я надеялся, что будет именно так, – сказал я и, внезапно бросившись вперед, схватил ее за лодыжку.

Она заорала словно резаная и стала раздирать простыни, чтобы найти хоть какую-то опору и вырваться. Она отбивалась изо всех сил.

Наконец я повалил ее на живот и раздвинул ноги. В борьбе она даже не заметила тяжести моего тела. Затем я разорвал и отбросил ее ночную сорочку и трусы.

– Нет!

Она попыталась извернуться и ударить меня, но я не давал ей пошевелиться. Так я и держал ее, пока стаскивал с себя брюки и трусы. Член мой – твердый и длинный – вывалился наружу. У нее была совершенная по форме задница, и я прицелился было между ее булками, но вдруг мне захотелось трахнуть ее традиционно. Меня одолели сомнения.

– Нет! Пожалуйста!

Я перевернул ее, так что мы оказались лицом к лицу, и навалился на нее всей своей тяжестью. Ляжками я продолжал разжимать ее ноги, а рукой заломил ее руки ей за голову. Ноздри ее расширились, а глаза были полны слез.

– Пожалуйста, не делайте этого!

Слезы хлынули из ее глаз таким потоком, какого я еще не видал. Ей было больно, она до предела была измотана жестоким обращением. Но эти слезы распалили мой пыл еще больше.

А также заставили почувствовать себя полным дерьмом.

– Отпустите меня.

Она попыталась высвободиться, но справиться со мной ей не хватало сил.

Мой член уже вплотную приблизился к ее влагалищу, рвался проникнуть внутрь. Пока она не зарыдает в голос, нужно было вытянуть ее… Мне хотелось мучить ее безо всякой пощады, обратить в ничтожество.

– Пожалуйста…

И слезы хлынули снова.

Я сразу обмяк. Возбуждение прошло. Ее слезы были совсем не такими, о чем я мечтал. Что-то невидимое потянуло меня назад, не давая мне возможности продолжать то, что я начал. Но я имел полное право! После всего того, что со мной произошло, я заслуживал этой награды. Но я не мог мстить, глядя в эти глаза. В них я видел свое собственное отражение – зверя.

Я вскочил на ноги и быстро натянул штаны.

Она же продолжала лежать на спине, не веря в произошедшее.

Уходя, я не стал оглядываться. Меня словно вынесло из спальни, и я бросился по коридору. Я был слишком взвинчен, чтобы спать… да и дрочить теперь не было смысла.

Я был зол.

Зол на самого себя.

После случившегося она несколько дней не показывалась. Ларс приносил ей еду и прочее, что она просила.

Я держался подальше от ее комнаты.

Я вновь вернулся к своим обычным занятиям. Нужно было вести бизнес, управлять виноградниками. И конечно же не забывать о наших с Кейном делах.

То, что она избегала встреч со мной, говорило о еще не прошедшем страхе, что неудивительно. Тот вечер мог бы окончиться совсем по-другому. Вероятно, тогда я слишком много выпил или слишком «завелся». Безусловно, так себя вести было нельзя. Но я поклялся, что больше такой ошибки не совершу.

Однажды, возвращаясь домой, я увидел встречавшего меня в дверях Ларса.

– Ваша светлость, к вам пожаловал Кейн.

Я напрягся:

– Как давно он приехал?

– Четверть часа тому назад. Я пригласил его подождать у вас в кабинете.

Понятно. «Ни в каком он не в кабинете!» – подумал я. Я точно знал, где его искать. От этой мысли у меня подвело в животе. Я бросился наверх, перепрыгивая через две ступеньки.

– Ваша светлость, что с вами? – донесся вдогонку голос Ларса.

Я не ответил и со всех ног побежал к спальне. Домчавшись до двери, я плечом вышиб ее: разумеется, она была заперта, можно было и не проверять. Ворвавшись внутрь, я увидел то, чего больше всего опасался.

Она лежала на кровати, связанная и обнаженная. Кейн тоже успел оголиться и тряс своим шлангом, готовый к действию. В руке у него я увидел ремень, которым он лупил ее по бедрам.

– Убирайся! Отсюда! На х*й! – прорычал я.

Кейн обернулся:

– Хочешь сам попробовать?

И протянул ремень мне.

Я выхватил у него ремень и, накинув на шею, стал душить, пока он не забился у меня в руках. Кейн попытался вырваться, но безуспешно. Тогда я полностью перекрыл ему доступ воздуха, и он потерял сознание.

Бросив Кейна на пол, я направился к кровати. При виде связанного и готового к побоям тела в штанах у меня закукарекало, но я отогнал эту мысль. Вынув карманный нож, я перерезал путы.

Женщина немедленно схватила простыню и завернулась в нее, желая скрыть свою наготу от посторонних глаз.

– Как ты?

На ее лице все еще оставались слезы. Редкие и совершенные по форме, они напоминали брильянты на солнце. Женщина не смотрела в мою сторону. Ей было противно.

Я завернул своего братца в одну из простынь и поволок вон из комнаты. Да, теперь у нее в спальне не было дверей, но ее покой больше никто не потревожит. По лестнице наверх спешил потревоженный шумом Ларс.

– Принеси стакан воды, – приказал я.

Ларс немедленно повиновался.

Я облил водой физиономию Кейна, и тот мгновенно очнулся.

Пытаясь сесть, он зашелся в приступе кашля, а с носа у него свисала капля. Затем он провел рукой по волосам, медленно приходя в чувство:

– А чего, блядь, случилось-то?

Убедившись, что он в состоянии понимать, я вновь схватил его за горло:

– Чтоб никогда больше не прикасался к моей рабыне! – С этими словами я сильно встряхнул его, так что едва не переломил шею. – Ты понял меня? – И чтобы дошло побыстрее, я треснул его башкой об пол.

– Твоей? – потирая висок и отползая от меня подальше, промычал Кейн. – Это… значит, мы договорились сообща трахать ее, пытать… короче, все, что Боунс делал с Ванессой. Я прихожу и вижу – на ней ни единой царапинки! Во всяком случае, свежей.