в честь его возвращения. Каждая отдельная песня была посвящена определенному конкретному подвигу; она должна была единичное деяние включить в круг уже признанных и установленных жизненных ценностей, а свершителю найти достойное место в сонме богов и героев. Указанной задаче соответствовало то своеобразное построение эпиникия, где отдельные, внешне не зависимые части обнаруживали свое глубокое единство в целом произведении, будучи связанными общими образами и мыслью, в которой отразилось мировоззрение поэта. Обычно эпиникий начинался с указания на причину его исполнения, далее отмечалось, что из многочисленных участников состязания лишь один удостоился первой награды, за этим следовала характеристика победителя и его рода, сопровождаемая мифом, либо связанным с родиной победителя или с его легендарными предками, либо по аналогии подходящим к данным обстоятельствам. Эпиникий заключался обычно рассуждениями общего характера.

Эта поэзия, торжественная и величественная, предназначенная для празднества, никогда не касалась границ обыденного и повседневного, не входившего в ее сферу. Поэт же претендовал на исключительное положение в обществе, так как благодаря ему «доблесть» завоевывала себе бессмертие. Поэт был ее глашатаем, постигшим тайны искусства «сплетать славе неувядающий венок». «Доблесть, — говорит Пиндар, — растет как дерево, оживая в свежих капельках росы, возносясь к влажному эфиру с помощью мудрых и справедливых (т. е. поэтов)»[40].

Оды Пиндара довольно велики по объему и составлены из нескольких триад, т. е. трех строф, в каждой из которых за двумя ритмически одинаковыми строфами (строфа и антистрофа) следует третья в иной ритмической структуре, называемая эподом. Общая схема триады — ААВ. Мелодии эпиникиев, исполняемых обычно под аккомпанемент флейты, утрачены. Примером пиндаровского эпиникия может служить первая пифийская ода в честь правителя Сиракуз Гиерона, одержавшего в 470 г. до н. э. победу в Дельфах в состязании колесниц. Ода состоит из пяти триад, каждая из которых имеет свою тему. Первая открывается прославлением лиры, как символа музыки и поэзии:

строфа —

О златая лира! Общий удел Аполлона и Муз

В темных, словно фиалки, кудрях!

Ты основа песни и радости ты почин!

Знакам, данным тобою, послушны певцы,

Только лишь ты запевам, ведущим хор,

Дашь начало звонкою дрожью.

Язык молний, блеск боевой угашаешь ты,

Вечного пламени вспышку; и дремлет

Зевса орел на его жезле,

Низко к земле опустив

Быстрые крылья, —

антистрофа —

Птиц владыка. Ты ему на главу его с клювом кривым

Тучу темную сна излила,

Взор замкнула сладким ключом — ив глубоком сне

Тихо влажную спину вздымает он,

Песне твоей покорен. И сам Арей,

Мощный воин, песнею сердце свое

Тешит, вдруг покинув щетинистых копий строй.

Чарами души богов покоряет

Песни стрела из искусных рук

Сына Латоны и дев

Муз пышногрудых.

(Пер. М. Грабарь-Пассек)

Далее в эподе следует переход ко второй триаде. По правилам архаического искусства поэт переходит к образу, противоположному предыдущему: то, что успокаивает и радует земные и небесные силы, раздражает и выводит из себя их противников, в том числе страшного Тифона, некогда поверженного Зевсом. Во второй триаде воспевается деяние Зевса, низвергшего Тифона в Тартар и обрушившего на него гору Этну и Пифекусские острова. С той поры лишь извергающиеся вулканы напоминают о том, что Тифон жив и дышит под землей. Этот миф должен напомнить слушателям о недавнем извержении Этны, у подножия которой нынешний победитель основал одноименный город. Поэт обращается с мольбой к Зевсу, победителю Тифона, а так как Гиерон одержал победу в Дельфах, священном прибежище Аполлона, то милостивый к победителю Аполлон не оставит без своих благодеяний и новый город. В третьей триаде развивается сентенция о божественном происхождении всех земных благ и прославляется Гиерон, которого Пиндар сравнивает с мифическим героем Филоктетом. Четвертая триада прославляет государственный строй нового города в сопоставлении его со Спартой, древним могучим оплотом дорийских аристократов. А недавние войны Гиерона сравниваются в их победном завершении с великими победами греков при Саламине и Платеях, когда соединенными усилиями все греческие государства нанесли сокрушительный удар мощной персидской державе. Пятая триада посвящена тому юноше, которого Гиерон сделал первым правителем Этны. В прославлении его молодости и красоты чувствуется отзвук любовных песен-величаний, типичных для Ивика и Анакреонта. Все завершается хвалой славе, достойную лепту в которую внес победитель Гиерон.

Поэзия Пиндара оказала большое влияние на многих поэтов. Римский поэт Гораций, во многом перекликающийся с Пиндаром, сравнивал его с могучей рекой, вышедшей из берегов и увлекающей в бурлящем потоке все на своем пути. В европейской поэзии, начиная с XVI в., когда особенности пиндаровского стиля еще не могли быть восприняты исторически, появился даже особый, подражающий Пиндару стиль, где торжественная высокопарность и бессистемность тем и мотивов считались обязательной принадлежностью «высокой поэзии». В России ей отдали дань Сумароков, Державин и Ломоносов. Но подлинная слава Пиндара, завершающего целую эпоху греческой поэзии, не в его «бушующем стиле» и не в прославлении идеалов аристократической доблести, а в утверждении могущества человека и в воспевании его физического и нравственного совершенства, позволившего поэту сказать, что «природа богов и людей — одна».

В 1896 г. в египетской гробнице были обнаружены два папирусных свитка, в которых оказались отрывки 14 эпиникиев и 6 дифирамбов хорического поэта Вакхилида, ионийца по происхождению, современника и соперника Пиндара. В поэтической одаренности Вакхилид несколько уступает Пиндару; при сопоставлении их однотипных произведений ясно, как глубок и сложен Пиндар и поверхностен, но точен и легок в своей доступности Вакхилид. Даже в эпиникиях он всегда отдает предпочтение повествовательной части, в дифирамбах же, несколько напоминающих баллады, сюжетно-повествовательная линия становится основной, хотя эпизоды мифа, как и у Стесихора, разрабатываются в лирической форме.

Но архаическая лирическая поэзия уходила в прошлое. На смену старым представлениям о доблести, в которой преобладали физические качества человека, пришли новые идеалы и поэтически воплотились в новой художественной форме, в драме, фольклорной по своим истокам, но во многом унаследовавшей традиции лирической поэзии.

6. ЛИТЕРАТУРНАЯ ПРОЗА АРХАИЧЕСКОГО ПЕРИОДА

В греческом фольклоре прозаические и поэтические жанры сосуществовали с древнейших времен. В фольклорной прозе преобладали обычно малые формы: пословицы, поговорки, басни и сказки. Многочисленные пословицы и поговорки в качестве сентенций и афоризмов вошли затем в различные прозаические сборники, среди которых наиболее знаменита была народная книга о семи мудрецах, возникшая предположительно в конце VI в. до н. э., существовавшая в различных вариантах и известная