О господи! Просто хотел.

Ее.

Как все это глупо! Легкомысленно. Противоречит всем его принципам. Но вот она здесь, рядом, и своим сочувствием к женщине, совершенно ей незнакомой, которой давно уже нет в живых, в прах разбила все те правила, которым он следовал в жизни.

— У мужчин тоже есть внутреннее чутье, знаете ли. — Он взял ее за руку и пальцем принялся выписывать окружности на тыльной стороне ладони.

— Мистер Каллахан… — У нее перехватило горло, и слова с трудом вырывались наружу.

Он перестал чертить и с нарочитым недоумением посмотрел на нее:

— Прекратите!

— Что именно?

— Вот это…

Она отрицательно покачала головой.

Дженис попыталась вырвать руку, но он лишь крепче ее сжал, поднес к губам ладонью вверх и поцеловал в самый центр. Девушку бросило в жар, на коже выступили бисеринки пота.

Не в силах сдерживаться, Люк закрыл глаза, вдыхая ее сладостный аромат, и прижал ее ладонь к лицу.

— Нет… — раздался ее неуверенный шепот.

Люк открыл глаза.

— Разве вы не знаете, что «нет» означает «да»? Только на сегодня?

Напряжение чуть спало, и Дженис хихикнула:

— Вы ведете себя возмутительно, мистер Каллахан.

Так и есть, и отрицать это бессмысленно. Люк не только не отпустил ее, а, напротив, притянул к себе и наконец‑то сделал то, о чем мечтал с первой секунды их встречи: завладел этими сочными губами.

Воздух в конюшне, и без того насыщенный запахом сена и теплых щенков, казалось, сгустился от присутствия этого мужчины.

Когда Люк Каллахан обнял ее, притянул к себе и стал целовать, девушка поняла, что именно по этой причине, а вовсе не из‑за тревоги за новорожденных щенят, просила его выставить фонарь в окно: чтобы снова ощутить его крепкое, тесно прижимающееся к ней тело.

Нет, она, конечно, беспокоилась о Эсмеральде и щенках, но истина состояла в том, что ей страстно хотелось увидеть этого мужчину, так властно сейчас завладевшего ее губами.

Дженис не понимала, почему ее неудержимо влечет к нему, обыкновенному груму. Что в нем заставляет ее забывать о всякой благопристойности?

Додумать она не успела — последние мысли вылетели из головы, когда она почувствовала, что лежит на сене, а язык грума проникает ей в рот так глубоко, так требовательно, что не ответить ему было ну никак невозможно.

Он что‑то шептал ей на ушко, покрывая быстрыми легкими поцелуями веки, щеки, поглаживая через накидку бедра. Как и днем, на заснеженной подъездной дороге, Дженис почувствовала себя красавицей, достойной обожания. Охваченная этим пьянящим чувством, она запрокинула голову в колючее сено, чтобы ничто не мешало ему ласкать ее.

Он чуть прихватил зубами ее ушко, и ей пришлось открыть глаза.

Его взгляд был полон такой страсти, что ей сразу же захотелось снова опустить веки и наслаждаться его прикосновениями.

— Так не пойдет… — откуда‑то издалека донесся его голос.

Когда до нее дошел смысл сказанного, темная волна смущения захлестнула ее с головой.

— Вы правы, — еле слышно прошептала Дженис. — О чем я только думала?

Она приподнялась на локтях, попытавшись сесть, и он сразу же встал и протянул ей руку.

В его глазах она увидела… нет, не усмешку, а какое‑то детское озорство, когда поднималась на ноги.

Он с улыбкой вытащил сухие длинные травинки у нее из волос.

— О господи! Вы правы: нам действительно не следовало…

Договорить он ей не дал, припав к губам в долгом глубоком поцелуе.

К тому времени как поцелуй прервался, колени Дженис так ослабли, что она еле держалась на ногах и не способна была даже шевельнуть пальцем, когда он принялся расстегивать пуговицы ее накидки: просто стояла и смотрела, а когда закончил, позволила повернуть ее кругом, как куклу, и стянуть накидку с плеч.

И только увидев его потрясенное лицо, Дженис будто очнулась ото сна.

— Вы что, вышли из дому в ночном наряде?

— Мне и в голову не приходило, что придется снимать накидку, — голосом чопорной старой девы проговорила она, чтобы не выглядеть полной идиоткой.

Не сказав ни слова, Люк скинул куртку, бросил на сено и подступил к Дженис на шаг ближе. Ее охватила дрожь — от страха или предвкушения? И почему так горячо стало там… горячо и влажно?..

И это все он…

Глаза его были полузакрыты, когда он обхватил ее лицо ладонями. Ощущал ли он ту же тяжесть в теле, что и она? Он целовал снова и снова, и она ощущала его ладони на плечах, талии, пояснице… бедрах.

Ах какое это было блаженство!.. Абсолютное невыразимое блаженство.

В следующее мгновение она почувствовала, как его затвердевшее мужское естество уперлось ей в живот.

Неужели наслаждение может быть еще более острым?..

Она крепко прижалась к Люку, обхватив руками за шею, и застонала от восторга и удовольствия, касаясь губами его рта.

Он перехватил инициативу, и ее неловкие поцелуи сменились страстными, неистовыми. Его ладони лихорадочно блуждали по ее телу, и, когда пальцы обхватили грудь, Дженис едва не задохнулась от пронзившего ее удовольствия.

Он будто дразнил ее, каждый раз давая почувствовать чуть больше.

Здравомыслящая часть ее существа встревожилась: кто она для этого странного грума? Временный источник удовольствия, способный к тому же добыть ценный дневник?

А если так, что он может значить для нее?

— Перестань думать, — прервал ее размышления хриплый от страсти голос, и она ощутила мужскую руку на своих ягодицах. — Только чувствуй.

Она задохнулась от удовольствия, когда он большим пальцем потеребил ее сосок через муслин ночной рубашки, а затем осыпал страстными поцелуями шею.

Волны восторга, страсти, необузданного желания доставляли ей невероятное наслаждение.

— Но зачем… вам так срочно понадобился… этот дневник? — попыталась она вернуться к реальности.

В ответ он подхватил ее на руки и запечатал губы поцелуем, не дав возможности запротестовать.

На секунду оторвавшись от нее, Люк приказал:

— Толкните эту дверь — нам нужно более уединенное место.

Ничто в ее душе не дрогнуло при мысли, что он не ответил на ее вопрос и не спросил, хочет ли она продолжения.

— Наши вещи… — робко напомнила Дженис.

— Никто сюда не зайдет, так что заберем позже.

«Позже». А что они станут делать до этого «позже»? Дженис не знала, но предполагала, что, чем бы они ни занялись, это ей очень понравится.