Таков он, дар вельвы. Нет ей покоя ни в бодрствовании, ни во сне, отовсюду тянут мертвые к ней свои песни, и не о том она просила.

Витарр вздрагивает, почувствовав прикосновение к своей руке. С огромным трудом отводит он взгляд от дрожащей фигуры Саги, над которой словно сгущаются тени, и оглядывается. Руна, подавшись ближе, держится за его руку, стоя коленями на подушках, и смотрит с испугом в его глаза. Каряя радужка темнеет, становится практически черной, а дрожащие губы слово в слово повторяют заклятья, что нашептывает Сага.

– Руна? – с тревогой зовет он, отпустив ее руку и вместо того обхватывая ладонями лицо, вглядываясь в глаза. – Руна, что с тобой?

Но она не отвечает. Чернота полностью поглощает ее глаза, Руну бьет мелкая дрожь, пока, наконец, она не ахает громко, едва не упав. В одно мгновение оказывается Витарр подле нее, удерживая в своих руках. Она цепляется за него так, словно бы видит в последний раз, дышит тяжело, не в силах и слова сказать. Неужели то, что увидела, настолько ужасно, что не в силах она принять это?

Позади них с грохотом падает на пол Сага. Из рук ее выпадает деревянная чаша, и руны, что покоятся в ней, рассыпаются по полу. Витарр практически уверен – то, как упали они, отражает суть чужого видения, да только не обладает он ни талантом, ни умением для того, чтобы их прочитать. Вот и остается ждать, когда хоть одна из сестер придет в себя.

– Витарр…

– Руна, – вновь обращает Братоубийца все свое внимание на нее, уставшую и словно бы забывшую, как дышать. – Что случилось? Что ты увидела?

Но она лишь смотрит на него пустым взглядом, и по щекам ее льются горькие слезы. Протянув руку, девушка кладет ладонь на его лицо, оглаживая подбородок, и всхлипывает, роняя лицо Витарру на плечо. Ошарашенный, практически испуганный, Братоубийца прижимает ее к себе, положив руку на рыжую макушку, и переводит взгляд на Сагу. Та, приподнявшись на дрожащих руках, жадно хватает ртом воздух, вскинув голову и подняв на него взгляд.

В глазах ее нет ни толики лукавства. Наоборот, она выглядит испуганной и еще более бледной, чем обычно. Испачканные сажей губы и веки на белом лице выглядят пугающими. Сага молчит, после чего отводит взгляд, позволяя волосам закрыть ее лицо. Руна продолжает безутешно рыдать на его плече.

Витарр понимает; он не хочет знать, что им ведомо. Ему суждено остаться в неведении.

Прижавшись губами к виску Руны, он закрывает глаза.

Когда напряжение момента несколько спадает и обе вельвы находят в себе силы совладать со своим состоянием, он спрашивает тихо, продолжая прижимать ласково Руну к себе:

– Что я должен делать?

Недаром же приходят им эти видения. Они несут предупреждение, тайное знание, призванное помочь справиться с грядущими бедами. Испокон веков к вельвам приходили за советом, и те заглядывали в будущее или прошлое для того, чтобы найти выход. Просили помощи у богов, следовали по пути, что был им указан. Сейчас не у кого просить о помощи, и потому большее, что им остается – довериться самим себе.

Сага, все еще кажущаяся куда бледнее, чем обычно, вновь садится по другую сторону стола, но сейчас она даже не смотрит на них. Во всей ее фигуре скользит напряжение, которое в глазах Братоубийцы несвойственно легкой и ехидной вельве. Она выглядит до боли неуверенной, загнанной в ловушку собственных страхов. Витарр почти уверен, что она дрожит почти так же, как и Руна, что продолжает цепляться за его плечо окоченевшими пальцами.

Наконец, Сага поднимает на него взгляд. Взгляд холодный, лютый, словно у мертвеца. Если бы Хэльвард мог сейчас оказаться здесь, он бы смотрел на него именно такими глазами. Витарр чуть крепче сжимает широкой ладонью, на которой не хватает пальцев, плечо Руны, стремясь сокрыть ее от ужасающего этого взора.

Пожалуй, это его нужно спасать.

– Что бы я ни увидела, – шелестит она устало, измученно даже, – вы должны немедленно вернуться в Чертог Зимы. Твой путь, Витарр, начинается.

И конец его предрешен.

Она не говорит этого, но он чувствует, что она хотела бы сказать эти слова.

Оставив Руну в доме, Витарр уходит в стойло. Змей совершенно безразлично смотрит на своего всадника, лениво взмахнув хвостом, и Братоубийца хлопает его по шее дрожащей рукой. Воспользовавшись мгновением одиночества, он зажимает рот, сдерживая крик, и впивается зубами в собственное запястье, зажмурившись так сильно, что перед глазами вспыхивают звезды.

Его судьба предрешена. Должен ли он бороться?

Перехватив поводья, он выводит Змея из стойла и подводит его к порогу, на котором уже стоят сестры. Они держатся за руки и смотрят друг другу в глаза, словно бы общаясь без слов. Обхватив лицо Руны ладонями, выпустив ее руки из своей хватки, Сага оставляет у нее на лбу любящий, едва ли не материнский поцелуй и лишь после этого отпускает. Руна не оборачивается. Она подходит к Витарру, ждет его помощи и, оказавшись в седле, затихает.

Когда Витарр оборачивается, желая сказать хотя бы скомканные слова благодарности, – Саги на пороге уже нет. Дверь плотно закрыта, и дом кажется словно бы неживым. Нахмурившись, он вскакивает в седло позади Руны, трепетно прижимая ее к себе, и направляет Змея обратно, в Чертог Зимы.

Туда, куда ни один из них не хочет возвращаться.

Руна молчит всю обратную дорогу. Витарр силится заглянуть ей в глаза, пока Змей мерным шагом преодолевает лесную чащу, но она отворачивается, не позволяя ему смотреть на себя. Щеки ее влажные от слез, и холод стягивает их, обращая в морозные дорожки. То, что явилось ей в видении, которое и без того не столь часто ее посещает, кажется столь ужасным, что не в силах она принять это. Сильные руки, надежно удерживающие ее в седле, ощущаются так, словно вот-вот исчезнут, и не знает Руна, что делать ей с этой тревогой.

Лучше бы и вовсе никаким даром она не обладала!

Взволнованный, Витарр напряженно вглядывается в промозглую тьму, гадая о видении, явившемся двум сестрам. Раньше лишь Сага награждала его мрачными предсказаниями о его, Витарра, будущем, теперь же подобные знания посещают и Руну.

Коль двум вельвам подобное явилось, есть ли у него хоть малейший шанс на то, чтобы изменить свою судьбу?

Пробраться обратно в Чертог Зимы оказывается куда сложнее, чем выйти из него незамеченными. Витарру приходится заплатить обоим стражникам за их молчание, и лишь тогда пропускают они Братоубийцу в стены поселения, сделав вид, словно бы не замечают женщину, сидящую в седле. Витарр ведет Змея к дому конунга, крепко держа поводья в здоровой руке, и лишь изредка оборачивается, желая проверить, все ли в порядке с Руной.

Только и сама она сомневается, что все хорошо с ней.

Конь останавливается подле самого порога, ведущего в конунговый дом. Витарр подходит ближе, вытягивает руки вверх, мягким жестом предлагая ей принять его помощь. Руна смотрит на него глазами карими, теребит обеспокоенно кончик рыжей косы, а после тянется к нему, хватаясь за плечи сильные и позволяя снять себя из седла. Со всей осторожностью, что только есть в нем, Витарр помогает беременной спешиться, поставив на ноги и придерживая бережно, чтобы не упала. Они стоят совсем рядом друг с другом, держат едва ли не в объятиях, и, подняв руку к ее лицу, осторожно стирает Братоубийца следы слез с ее веснушчатой кожи.