Бард сделал драматическую паузу. В зале повисла тишина. Он ухватил рукой бокал и сделал глоток эля, который тянулся бесконечно. Тишина словно звучала сама по себе. Казалось, он как друид пришел сюда из другого времени. Над его головой мистическим образом завивались космы торфяного дыма из очага. Вытерев рот тыльной стороной волосатой руки, он осторожно оглядел аудиторию, внимает ли она ему. Аудитория внимала.

«Горе вождя было безмерным. Он расстался с любимой супругой навсегда. Но его утешало то, что сын оставался с ним. Он сохранял верность данному обещанию, и ребенок никогда не был один. Никогда! Пока не подошло празднество в честь дня рождения вождя. В ту ночь устроили грандиозное торжество, чтобы развеять его уныние. Волынщики огласили небеса звуками своей волшебной музыки, и вождь наконец согласился попеть и потанцевать. Но, увы! Веселую музыку услышала нянька, единственным делом которой было присматривать за ребенком. Она оставила кроху, и он расплакался. Далеко-далеко, там, где находится страна фей, принцесса услышала жалобный плач своего дитя, и сердце ее наполнилось непереносимой болью. Она примчалась и успокоила сыночка, нашептывая волшебные слова. Принцесса осторожно завернула его в свою шаль, а потом, целуя слезы на глазах ребенка, стала напевать песенку фей, чтобы успокоить его. Эту волшебную песню до сих пор поют всем наследникам рода Маклаудов.

Потом, когда нянька наконец вернулась, она обнаружила, что мальчуган мирно почивает, завернутый в тончайшее газовое полотнище малинового цвета с желтым.

А когда минуло несколько лет, мальчик рассказал отцу, что случилось той ночью. Мать наведалась в Данвеган и оставила сыну свою шаль – Братач-Ши. Она даровала знамя Фей ребенку, чтобы защитить его клан. Если Маклаудам станет угрожать опасность, нужно развернуть знамя и трижды взмахнуть им, и тогда появятся рыцари из страны фей и спасут их. Но лишь при одном условии. Мы ведь знаем, если имеешь дело с феями, всегда существуют какие-нибудь условия. Условие такое: если только до знамени дотронется кто-нибудь не из рода Маклаудов, этот человек должен умереть, не сходя с места. Но самое главное, знаменем можно воспользоваться только три раза. И только в самом безвыходном положении».

Голос рассказчика упал до шепота, но все отчетливо слышали каждое слово. Бард раскинул над головами слушателей свою волшебную сеть. Изабель, наклонившись вперед, с нетерпением ожидала продолжения истории.

«Знамя с тех пор хранится в потаенном месте, о котором знает один лишь вождь, аккуратно сложенным в запертом ящике. Но оно готово к тому, чтобы его развернули, если только клану вдруг потребуется волшебное заступничество феи. У нас в запасе остался единственный раз. Дважды мы уже прибегали к покровительству знамени во времена Аласдэра Кротача, когда клан попросил защиты от Доналдов и когда нужно было спастись от голодной смерти. Но об этом – в следующий раз».

В огромном зале эхом отозвались стоны разочарования, и не только девичьи и женские. Но, следуя традиции великих бардов, Эойн Ог О’Мьюригсен оставил слушателей не до конца удовлетворенными. Величественный, как король, он медленно прошествовал к своему месту, с достоинством отвечая на громовые рукоплескания.

Изабель по-настоящему растрогалась, зачарованная красотой истории о несчастной любви и материнской заботе принцессы-феи о своем ребенке. Рассказ затронул какие-то чувствительные струны в сердце девочки, которая потеряла мать при ее родах, а также в сердце женщины, которая мечтала о любви, воспеваемой трубадурами. Вглядываясь в счастливые, раскрасневшиеся лица людей Маклауда, заполнявшие зал, Изабель могла убедиться, что не только ее одну поразила эта история. Как зеницу ока Маклауды берегли знамя Фей, и по их гордым лицам можно было понять, что они верят в его волшебство.

Она не сомневалась: в конце концов совершенно не важно – обладает знамя волшебной силой на самом деле или нет. Маклауды верили, что обладает, а вера обладает такой же силой, как реальность. Дядя хотел заполучить его то ли для того, чтобы Макдоналды приобрели власть, то ли просто для того, чтобы уничтожить Маклаудов. Маклауды должны лишиться талисмана, чтобы больше им не удалось сплотиться, и этого будет вполне достаточно для их окончательной гибели. К тому же было бы совсем неплохо, если бы ей удалось найти тайный ход в их замок. Чувствуя свою вину, Изабель опустила глаза, чтобы не видеть их радостных лиц. Ей показалось, что она вмешивается во что-то глубоко личное, вторгается в священный ритуал. Сейчас, когда она осознала истинную природу знамени, ее наполнил благоговейный ужас. Она превращалась в инструмент для уничтожения этих людей. И поняла, что возникла еще одна сложность. Даже если ей посчастливится найти знамя и никто не поймает ее при побеге из замка – этого все равно недостаточно. Ей еще нужно будет избежать смерти.

Глянув искоса на мощную фигуру человека, сидевшего рядом, Изабель не сомневалась: если ее не убьет знамя, тогда это сделает Рори.

Все-таки платье сослужило свою службу, подумала Изабель, увидев, что оно так и осталось бесформенной грудой лежать на полу в их спальне. Пусть оно не сыграло той роли, на какую она рассчитывала, но какую-то реакцию оно все же вызвало. Пока вечер длился, она заметила, как Рори начал оттаивать. В первый раз у них получилась вполне свободная, а временами даже шутливая беседа. Он не стал менее сдержанным, но уже не был и таким отстраненным. И Рори, и его сестра нравились Изабель.

Рассказ барда о знамени Фей, однако, вернул ее на землю. Если можно было довериться этой истории, то теперь она знала, где спрятано знамя, – в запертой шкатулке, в тайнике, который охраняет Рори. Все, что ей нужно сделать, – это выведать у Рори, где он прячет шкатулку, добраться до нее, разыскать тайный ход и исчезнуть. Как все просто!

Она усмехнулась. Неужели человек, который намерен отослать ее от себя через одиннадцать месяцев, станет откровенничать с ней о самом охраняемом секрете клана? Вряд ли. Но ей стоит попытаться. Иначе придется вернуться назад, потерпев поражение, а потом наблюдать, как Маккензи громят ее клан. Другими словами – у нее не было выбора.

Она предпочитала не думать о том, что будет, если Рори станет известно об ее уловках. Как он поступит с предательницей? Ее убьют? Искалечат? Наверное, нет. Даже в самом начале, когда он был таким отчужденным и холодным, она не чувствовала в нем беспощадности, а уж тем более сейчас. На ее взгляд, он не относился к тому типу мужчин, которым нравится насилие над женщинами. Рори откровенно демонстрирует свою любовь к сестре, а большинство мужчин наверняка тщательно скрывали бы из боязни, что их посчитают слабаками. Может, он простит ее? Она фыркнула. Горцы никого не прощают. Они даже слова такого не знают. Нет, он гордый человек, а она намеревается нанести удар по его гордости. Никогда он ей этого не простит.

При мысли о том, что придется предать Рори, безнадежность и пустота на сердце становились такими же горькими, как и при мыслях о своем долге и своей ответственности. Ей трусливо хотелось умчаться отсюда без оглядки, вернуться ко двору, словно ничего не случилось. К сожалению, результат в любом случае будет один и тот же. Она больше никогда не увидит его.