проспектов. Поперечные улочки пересекали получившиеся секторы под прихотливыми углами, образуя кривые кольца.

На юге-востоке в город врывалась река Глерона, в честь которой он был назван, и, свернув на юго-запад, снова покидала его границы. Я особенно любила набережную за то, что там были высажены чудесные деревья с белой листвой, такой нежной и тонкой, что казалось, это не листья, я нежные трепещущие крылья бабочек. Когда дул ветер, они осыпались, и казалось, что идёт снег. Как я узнала, в этом мире не было снежных зим, даже в самое холодное время года температура редко опускалась ниже замерзания льда.

Город был полностью мощёный, в его пределах я не увидела ни одной грунтовой дороги, только тщательно подогнанные друг к другу плоские камни мостовых, выложенные не абы как, а в прихотливые узоры. Но здесь хватало и растений. Местные жители любили цветы. Перед каждым окном был маленький балкончик с пестрой листвой и бутонами всех цветов радуги и даже больше. На узких улочках, там где не было газонов, вдоль домов выстраивались ряды горшков с маленькими декоративными деревцами. Вьющиеся растения оплетали стены домов, иногда целиком покрывая фасады. На широких проспектах проезжую часть отделяли от тротуаров ряды деревьев с листвой самых причудливых оттенков.

Дома были в основном двух-трёхэтажные, плотно пристроенные друг к другу, с тёмно-тёмно-синими крышами — цвет местной глины, из которой изготавливали черепицу. Стены красили самыми разными цветами, преимущественно светлыми: белыми, бежевыми, бледно-розовыми, салатовыми или голубыми. Действовало единственное правило: ряд домов на одной улице должен быть одного цвета. Видимо, чтобы не провоцировать приступы эпилепсии у людей. На первом этаже, особенно на центральных улицах, зачастую была какая-нибудь торговая лавка, как у Стёфы.

Помимо плотно застроенных улочек встречались и особняки, окружённые коваными оградами и таинственными садами. В них жили, как правило, очень богатые семьи или потомки древнейших родов, которые поселились здесь в стародавние времена. Некоторые особняки, издалека выглядевшие роскошно, при ближайшем рассмотрении оказывались довольно запущенными, с потемневшими давно не крашенными стенами, покосившимися наличниками на окнах и треснувшими витражами.

Именно около такого мы и остановились с Вертом. Он смущённо почесал затылок и сказал:

— Слушай, мне надо домой зайти, оставить учебники, а потом я тебя провожу.

— Ты здесь живёшь? — спросила я, с любопытством разглядывая фасад здания. В его стенах с местами обвалившейся штукатуркой чувствовалась история.

Этот особняк я и раньше замечала. К сожалению, старые дома и в этом мире имели свойство темнеть без должного ухода, и его почерневшие стены резонировали с зефирной беззаботностью остального города. Он находился на окраине, достаточно близко к Академии, и я пару раз проходила мимо него. Оказывается, его мрачные стены скрывали внутри такого неонового мальчика.

— Да, — ответил он и покраснел. Его зелёные волосы от этого стали ещё ярче.

— Вертик, дорогой, что ты там стоишь, в дом не заходишь? — раздалось со стороны дома. Мы обернулись — из окна высовывалась пожилая дама с лимонно-желтыми волосами и энергично нам махала. Я даже узнала её — она была нашей постоянной покупательницей. — Ты там не один? С подругой? Что ты держишь девушку на пороге, идите сюда!

Глава 25

— Добрый день, леглердейса Телисса! — крикнула я, вспомнив, как её зовут. Вертик посмотрел на меня с удивлением.

— О, лерисса, вы меня знаете? Подойдите же, я вас плохо вижу!

Пришлось подойти, пока дама не вывалилась из окошка.

— А, ты та самая девочка, которая в помощницах у Стёфы! Ну, заходи, заходите! Вертик, ну что ты стоишь? Приглашай подругу на чай! Давайте, давайте, быстренько! Пойду, поставлю чайник! — и леглердейса скрылась в глубине дома.

Верт виновато на меня посмотрел:

— Если ты торопишься, можешь не ходить, я объясню тётушке, что ты занята.

— Я боюсь, это будет невежливо, — с сомнением сказала я. — Но если ты не хочешь… я не хочу напрашиваться…

— Нет, ты что, проходи!

Верт распахнул передо мной дверь: высокую, толстую, тяжёлую, на крепкой пружине. Такую я видела только у нас в театре: чуть зазеваешься, и она даст тебе пинка. Зашли и оказались в абсолютной темноте.

— Стой, не спеши, а то споткнешься. Сейчас зажгу свет.

Что-то щёлкнуло, и посещение озарилось тусклым светом. Я ахнула. Мы стояли в огромном холле, в котором хоть танцуй, с таким высоким потолком, что слабому настенному светильнику, висящему у входа, не хватало мощности осветить его. Парадная лестница, состоящая из двух полукруглых пролётов, вела на второй этаж, поддерживаемый круглыми колоннами.

Но, к сожалению, всё здесь несло след упадка, и когда-то красивый дом сейчас больше подходил на декорацию к фильму про семейку Аддамс. Даже плохое освещение не могло скрыть пыль и паутину, скопившуюся по углам, потемневшие пол и стены, протёртый ковёр.

— Кухня вон там, — Верт показал рукой. — Можешь идти без опасений, гнилые доски я все уже заменил.

До этого я и не думала опасаться, что провалюсь в подпол, а сейчас занервничала. Половицы скрипели и прогибались под каждым моим шагом, хотя я не так уж и много весила.

Прежде чем пропустить меня в кухню, Верт прошептал:

— Слушай, тётушка может быть очень говорливой, она, сидя дома, скучает…

— Всё нормально, — завершила я его.

У меня был богатый опыт общения со старушками, они меня всегда очень любили и втягивали в разговор, знакомые, незнакомые — неважно. Ну, а мне было нетрудно поболтать с ними, если, конечно, я никуда не торопилась. Я понимала, что многим из них просто не с кем поговорить. Я знала секрет, что не обязательно было что-то отвечать, можно просто поддакивать и кивать в нужный момент. А если вдруг требовалось найти тему для разговора, то можно было спросить что-нибудь про дачу. Не важно, какое время года на дворе, лето, осень, хоть зима. А вы уже всё посадили? А вы уже всё собрали? А снег у вас уже выпал? А растаял? И так далее. Так что, если Верт думал, что разговор с его тётей меня может напугать, он сильно ошибался.

Кухня была небольшой и достаточно уютной — поддерживать здесь порядок было явно легче, чем в огромном холле.