– Мы пришлем мальчонку.

– Да поживее! Погода портится, а Убийца велел, чтобы к его приходу огонь в очаге разгорелся вовсю.

Я отвернулась и, продолжая сердито ворчать, стала подниматься по лестнице. В висках стучало. Я ждала, что они вот-вот придут в себя, но услышала только, как они, ворча, пытаются поймать кого-то из слуг.

Забредя сначала в тупик, а затем дважды оказавшись на волоске от опасности, попадая не в те комнаты, я проворно вылезла в окно в коридоре и прошла по выступу, достаточно широкому, чтобы меня не было видно снизу. Подглядывать через окна оказалось куда менее рискованно, чем отворять двери, и, спустя всего несколько окон, я увидела его.

Сначала меня поразила его неподвижность. Его профиль. Он, сутулясь, сидел в кресле, глядя в окно на противоположной стороне. Затаенный мрачный огонь во взгляде, встревоживший меня еще при нашем первом знакомстве, вновь заставил меня поежиться. Он дышал угрозой, этот взгляд, будто натянутый лук, нацеленный, готовый выпустить стрелу. Тот самый взгляд, из-за которого я тогда, в таверне, вздрогнула и чуть не уронила стопку тарелок. Даже отсюда, сбоку, мне видно было, как пронзительно холоден лед синих глаз – он мог рассечь надвое, словно меч. Не крестьянин, но и не принц. Это были глаза воина. Глаза, вскормленные властью. И все же прошлой ночью они излучали тепло для Каланты, когда она села рядом и что-то нашептывала ему на ухо. А потом светились интересом, когда Комизар задавал свои вопросы… подернулись туманом безразличия, когда я поцеловала Кадена.

Я припомнила, как впервые сумела рассмешить его, когда мы собирали ежевику в Каньоне Дьявола. Как мне было страшно сперва, и как смех совершенно преобразил его лицо. Как он преобразил меня. Я захотела услышать его смех сейчас, здесь… но мне нечего было предложить ему, ничего веселого или по крайней мере забавного.

Следовало бы сразу же окликнуть его, но, убедившись, что он жив и не страдает от голода и жажды, я вдруг смертельно захотела другого – хоть несколько мгновений смотреть на него вот так, оставаясь незамеченной, видеть его тем новым взглядом, который обрела только что. С каких еще сторон он может открыться, этот непостижимый принц?

Он барабанил пальцами по крашеному подлокотнику кресла, медленно и ритмично, будто считал что-то – часы, дни, а может людей, которые ему за все заплатят. Может даже, он думал обо мне. Да! Ты была вызовом и затруднением. Я вспомнила, сколько раз мы целовались с ним в Терравине. И каждый раз он знал, что я – та самая, что нарушила брачный договор между двумя королевствами. А раньше, еще до того, как мы целовались, сколько раз я смотрела на него затуманенными глазами в надежде, что он наконец меня поцелует. Ощущал ли он злорадство, чувствовал ли себя отмщенным, глядя, как я опираюсь на метлу, ловя каждое его слово? Дыни. Он сказал мне, что выращивает дыни. Истории, которые он выдумывал – вроде тех, что прошлой ночью рассказывал Комизару, – лились так гладко.

Я понимаю, твои чувства ко мне могли измениться.

Они и изменились, несомненно, вот только я не была уверена, как именно. Я даже не знала, как мне его теперь называть. Имя Рейф было так тесно связано с молодым человеком, которого я считала крестьянином. Как же я должна теперь к нему обращаться? Рейфферти? Джаксон? Ваше высочество?

Но в это мгновение он повернулся. И все изменилось. Он снова был Рейфом, а у меня защемило сердце. Я увидела его окровавленную губу и тут же протиснулась в узкую щель, не заботясь о том, что могу наделать шума. Услышав, он вскочил на ноги, готовый дать отпор, не ожидая, что кто-то может проникнуть к нему через окно – и уж подавно не чая увидеть меня.

– Что они с тобой сделали? – спросила я.

Рейф отмахнулся от моих вопросов и от моей руки и стремительно подбежал к окну. Внимательно огляделся, убедившись, что меня никто не видел, и только тогда повернулся ко мне и чуть не поломал мне кости. Он прижимал меня к себе так, будто твердо решил никогда больше не отпускать меня от себя, – но вдруг резко отступил, как будто засомневался, желанны ли его объятия.

Уж не знаю, благоразумно ли я себя вела, да и знать не хочу – но от его прикосновений я вся горела.

– Думаю, раз уж мы решили пройти все с начала и заново полюбить друг друга, без поцелуев не обойтись, – я опять нежно взяла его лицо в ладони и приблизила к своему. Своими губами, стараясь не задеть его разбитую губу, я легко касалась кожи, покрывая поцелуями скулы, щеки, уголок рта. Весь он неожиданно показался мне другим, новым, незнакомым.

Он обнял меня за талию, притянул ближе к себе, и меня накрыло волной тепла.

– Ты совсем сумасшедшая? – спросил он, тяжело дыша. – Как тебе это удалось?

Я знала, что рано или поздно эта минута настанет. Это не было частью нашего плана. Я отошла и плеснула в чашу воды из фляги на столе.

– Это было нетрудно, – солгала я. – Увеселительная прогулка.

– Через окно? – Рейф потряс головой и на миг крепко зажмурился. – Лия, не можешь же ты плясать на карнизах, как…

– Ну, танцем это не назовешь. Я крадусь, а в этом у меня большой опыт. Меня можно назвать мастером.

Рейф скривил рот.

– Я ценю твои умения, но предпочел бы, чтобы ты сидела тихо, – возразил он. – Не хочу, чтобы тебя отскабливали от булыжной мостовой. Мои люди придут. Существуют военные стратегии и для таких случаев, когда преимущество не на нашей стороне – мы выберемся отсюда все вместе.

– Стратегии? Разве твои солдаты уже здесь, Рейф? – спросила я, осматривая комнату. – Что-то незаметно. А мы здесь. Ты должен согласиться с тем, что они могут и не прийти. Это опасная земля, и они могли…

– Нет, – оборвал он. – Я бы не втравил в дело своих лучших друзей, если бы думал, что они могут не выжить. Говорю тебе, это может занять какое-то время.

Но я увидела сомнение в его глазах. Реальность есть реальность. Четыре человека на чужой земле. Велика возможность, что они уже погибли – если, например, наткнулись на венданцев, как Вальтер со своим взводом. Я уж и не говорю о том, как опасна в нижнем течении река (Каден предупреждал меня об этом), и о смертоносных созданиях, обитающих в ее водах. Отчасти по этой причине Венда всегда была настолько изолированной.

– Опять конвоиры? – спросила я, возвращаясь к его разбитой губе.

Рейф кивнул с отсутствующим видом, его мысли где-то витали. Его взгляд остановился на моем наряде.

– Кто-то вернул мне мою накидку. Вместе с седлом и вьюком, – объяснила я.

Протянув руку, он потянул за завязку на шее, ослабил ее, и медленно стянул плащ с моих плеч.

– А это?

– Взяла у Кадена.

Грудь Рейфа мерно заходила, и он отошел в сторону, запустив в пальцы в волосы.

– Видимо, лучше его одежда, чем то платье.

Очевидно, стража, не теряя времени, распространяла свои гнусные басни.