Не доверяешь?

— Вашим солдатам придется потесниться, — сказал я. Ну-ка, проглоти, Отто. Ведь я фактически прошу вывести моих людей из оцепления. Уважаемый кот, не могли бы вы открыть мышеловку?

Пауза.

— Хорошо, — Проглотил?! Что-то о-очень серьезное пропало. — Договорились. Когда ваши люди будут готовы?

— Дайте мне двадцать минут, — сказал я. — И могу я переговорить с теми, кто допустил оплошность? Надеюсь, они еще..?

— Они здесь.

— Отлично. Да, еще мне нужно описание пропавших деталей.

— Вы его получите. Пошлю к вам эксперта из техников.

...Уже в дверях я помедлил. Геверниц ждал.

— Штурмбаннфюрер, разрешите вопрос... Почему вы не возьмете собак? Это было бы быстрее и надежнее.

— Неужели не догадались, Лангер? — Геверниц испытующе посмотрел на меня. Покачал головой. — Вам действительно нужно выспаться... Хорошенько выспаться. Собаки на территории объекта бесполезны. Они бьются в истерике. Они воют. Их тошнит... Продолжать?

— Не стоит, — «ублюдок ты, Отто». — Я вижу, что происходит с моими людьми. Просто у собак это ярче выражено...

Приехали хмурые эсэсовцы во главе с шарфюрером, раздали винтовки. Старенькие маузеры, один боезапас на человека... Жить можно. Егеря, взявшие в руки оружие впервые за долгое время, заметно повеселели.

— Наконец-то! Надоело таскать эти чертовы ящики... Пусть флотские с технарями сами крутят свои болты!

— Стройся! — скомандовал Вигельт. Облачко пара вылетело изо рта. Ну что, рыжий, начинаем? — Отставить разговорчики! Господин лейтенант, взвод построен.

Я выпрямился, оглядел ребят. Серые шинели вперемежку с болотного цвета куртками. Изможденные, усталые лица, синюшные круги под глазами. Чертов Отто прав. Всем нам нужно хорошенько выспаться.

— Егеря! У нас задание, которое под силу только горным стрелкам...

2

Темная громада эсминца едва заметно покачивалась в серой мгле. Скрип тросов. На носу и на корме корабля — уродливые наросты, напоминающие деревья в колдовском лесу. Что-то вроде антенн связи, только сложнее — изогнутые, опутанные проводами и зачехленные брезентом. Вместо задней дымовой трубы — еще один нарост, похожий для разнообразия на древесный гриб...

Тихий, отчетливый гул каких-то машин. Если приложить ладонь к брезентовому чехлу на кормовом наросте — зуд пробежит по телу. И волосы встанут дыбом. Первое время егеря баловались, потом перестали...

Прекрасно их понимаю.

...Матросы — что ходячие мертвецы. Еще страшнее моих ребят. Бледные и худые, в глазах — тоска. Проклятый корабль.

Мольтке встретил меня на пороге каюты. Выглядел он немногим лучше своих людей.

— Хайль Гитлер, господин капитан! — салютую.

— Хайль. Спасибо, что пришли, лейтенант.

...Корветтенкапитен Генрих Мольтке, Кригсмарине. Командир эсминца «Мюнхен», серия Z1936... Бывшего эсминца. Потому что даже моего неморского взгляда достаточно, чтобы понять: «Мюнхен» больше не боевой корабль. Одна дымовая труба. Все орудия сняты, кроме пары пушек среднего калибра. Корпус изуродован врезками и сваркой. Трюмы эсминца переделаны до неузнаваемости. Сколько переборок вырезали мои ребята вместе с матросами Мольтке и инженерами Ульмана — страшно вспомнить. И еще страшнее вспоминать, сколько всякого железа мы перетаскали на корабль...

А зачем, спрашивается? Ведь не в качестве балласта?

— Присаживайтесь, лейтенант. Шнапс?

— Спасибо, с удовольствием.

Мы взяли по рюмке, сели напротив, ненавязчиво оценили друг друга. «Прозит!» Выпили.

— У вас ко мне дело, господин капитан?

— Генрих. Зовите меня Генрих.

Вот это да. Мы знакомы больше месяца, и всегда были на служебной дистанции. Назревает откровенный разговор? Наверняка. Сначала Геверниц, теперь Мольтке. Не по тому же поводу?

— А вы меня Лангер. Так удобнее... Генрих, не правда ли?

Мольтке улыбнулся.

— Правда, Лангер. Как вам шнапс?

— Отлично. Так о чем могут поговорить два образованных немца?

Пауза. Вот, сейчас...

— О поражении. Два образованных немца, Лангер, могут поговорить о поражении.

— Но...

— Успокойтесь, Лангер. Здесь невозможно записать разговор. Машины профессора Ульмана уничтожат любую запись в считанные мгновения. Здесь и магнитофон-то не включается. По сути весь корабль, — он усмехнулся с горечью, — МОЙ корабль — гигантский магнит. Каждую секунду здесь я чувствую — Геббельс назвал бы это мистическим чувством — чувствую, что умираю вместе с «Мюнхеном»... И это не метафора, это — правда. Вы знаете, что такое для моряка — его корабль?

— Вы не боитесь, что я донесу на вас, Генрих?

— Мне кажется, вы не из таких... В любом случае, остается мое слово против вашего. Сколько мне лет, по-вашему?

— Шестьдесят?

— Сорок шесть. Я умираю вместе с кораблем, не забыли?..

... — Хотите метафору?

— Хочу.

— Представьте, что этот корабль — Германия. Его изуродовали, превратили из прекрасной боевой машины — в лучшие времена мы давали 31 узел! — в уродливое чудовище, которое пожирает свою команду. Вы видели моих матросов?

— Видел.

— Мне стыдно, Лангер, — сказал Мольтке. — Перед командой. Перед «Мюнхеном»... И, что самое страшное, мне стыдно перед Германией. Если бы я мог вернуться в тридцать третий год... Один выстрел, Лангер. Всего один. Для вас не звучит кощунством?

— В кого бы вы стали стрелять? — Мольтке молча посмотрел на меня. — Понимаю. А остальные? Хватит у вас пуль на всех?

— Если я буду не один — хватит. Вы бы пошли со мной, Лангер?

Я помолчал. Мольтке сошел с ума? Впрочем, я и сам на полпути. Обер-фикус Лангер, третий горшок слева... Но! Вернуться в тридцать третий год — и спасти Германию от Гитлера? Потому что сейчас февраль сорок пятого и — надежды нет. Мы проиграли.

— Заманчиво. К сожалению, это невозможно...

Мольтке загадочно улыбнулся.

— А если представить? Вот этот корабль — может плыть по реке времени вспять. Что бы вы сделали? Считайте меня сумасшедшим, Лангер, но — ответьте на вопрос. Вы бы рискнули?

Я посмотрел ему в глаза:

— Да.

...Вигельт вошел, прикрыл за собой дверь.

— Ну, что? — я встал, разминая ладонями затекшую шею. В глаза как песка сыпанули. — Есть что-нибудь?

Он приложил палец к губам, взглядом куда-то наверх. Правильно. На месте Геверница я бы прослушивал все бараки...