Люк, опершись на локоть и подперев рукой голову, с лукавой улыбкой молча слушал ее.

— Заладила она, люблю, люблю! А эти бестолковые клуши, — продолжала брюзжать белка, — они его упустили! Две, две невесты — и ни одна не сумела ему понравиться! Да и он им не очень-то… Нет, как?! Как, спрашиваю я, он умудрился вызвать к себе стойкое отвращение?! Словно стакан рыбьего жира! Словно горькая пилюля! Словно прокисшее пиво! А ведь он им наравился-а-а… Он ведь такой краси-и-ивый…

И белка, уныло шмыгнув сопливым носом, уселась на откормленный зад.

— Он нарочно распугивает невест, — терпеливо повторила Изабелла.

— Ну, от этих двоих он избавился, — весело заметил Люк. — Но будут еще и еще. Король устроит бал, разошлет вместе с поздравлениями портреты принца, и приедет целая толпа нарядных девушек, мечтающих покорить его сердце. А оно у него занято. Невеста же есть, так?

— Он сам виноват! — заверещала белка, подскакивая. — Сам виноват! Он слишком красивый!

— И портрет у него очень красивый, — произнесла Изабелла радостно. Некая мысль закралась в ее голову.

— Очень красивый, — озабоченно подтвердил Люк, изображая на своем лице печаль исогласно кивая головой. — Даже чересчур красивый!

— Девицам нраиццо, — процокотала белка, уперев рук в боки.

— Очень нравится, — вздохнул Люк тяжко. — Пожалуй, бедолага принц никогда не избавится от невест, которых навязывает ему Король! Бедный принц! Терпеть всех этих девиц… Отказывать им, разбивать им сердца… Это ведь тоже тяжело.

— Почему это? — спросила подозрительная белка.

— Да потому, что ему наверняка не хочется обижать девушек, — ответил Люк. — Они милые, славные, красивые, но любит-то он другую. И ему просто приходится раз за разом этих девушек… расстраивать. А Король не отстанет. Будет настаивать, чтоб он выбрал себе невесту не по вкусу и не по любви, а по воле отца.

— Да это исправить легче легкого! — вскричала Изабелла. — Надо только испортить его красивые портреты, и разослать их невестам. Они увидят, что он страшный, и не приедут на бал. Ну, по крайней мере, половина.

— Дайте мне кисть побольше, и краску почернее! — прохрипела белка, яростно сжимая лапки в кулачки. — Я нарисую ему усы и выбитый зуб!

— Охо-хо, — сказал Люк печально. — Боюсь, не выйдет у тебя нарисовать ему усы.

— Отчего это? — возмутилась белка. — Я знаешь как рисую!

— Оттого, — отрезал Люк. — Все портреты знатных особ рисуют художники волшебными красками. Простая краска просто не ляжет на портрет. Осыплется.

— Чепуха, — безапелляционно заявила белка. — Тащи краску, я ее заколдую! Усы сядут, как влитые, на его персиковой физиономии, хе-хе… а на голове я нарисую рога!

— Но-но! — взмутился Люк. — Все-таки, монаршая персона!

— И пятачо-о-ок, — не унималась зловредная белка, потирая лапки. — Был красивый принц — станет дурачо-о-ок!

Парадные портреты принца, упакованные в нарядную шелковую бумагу, перевязанные розовыми лентами в сердечках, было решено дерзко похитить прямо из рук Короля.

— Вечером, сразу после ужина, курьер должен их забрать и развезти вместе с приглашениями потенциальным невестам, — сказал Люк. — Значит, нам надо как-то перехватить их раньше него, успеть испортить и еще вернуть на место.

План созрел в гениальной голове Вильгельмины, и она, позабыв о горестях и о своей загубленной мечте, тотчас с жаром взялась за его реализацию.

— А зачем возвращать? Мы сами станем этим курьером! Перво-наперво, — расхаживая по столу с видом жесткого диктатора, произнесла она, — нам нужен транспорт. Попасть во дворец нужно в кратчайший срок! Ты, — она ткнула в грудь Люка пальцем, — будешь лошадью.

— Но-но! — возмутился Люк. — Ко мне прошу твои штучки не применять. Я не очень уверен в надежности твоего колдовства. Вдруг ты потом не сможешь хвост мне убрать. Или копыта. Кто исправлять будет?!

Белка презрительно фыркнула, расставила лапы пошире, чтоб не качаться, сузила хмельные глаза.

— Мое колдовство, — еле ворочая непослушным языком, ответила она, — самого высокого качества! Да я!.. Ик! Первая ученица в академии!..

— Все равно нет, — твердо ответил Люк. — Себя в лошадь преврати.

— Ну, как знаешь, как знаешь, — злопамятно цедила белка, прищурив опухшие глазки и кусая ус. — Хорошо, ладно… Я это запомню…

Хоть и слегка навеселе, а белка нашла в себе сил сбегать куда-то, и вернуться в самый кратчайший срок, притащив с собой… зайца и енота.

У зайца дергался глаз, и нет-нет, но левая задняя лапа сама собой начинала выбивать звонкую дробь. Заяц ловил ее передним лапами, прижимал и душил ее сопротивление. Тогда начинал дергаться еще и второй глаз. Но это были уже мелочи.

Енот смотрел на мир пустыми, остановившимися глазами. Его жизнь никогда не станет прежней. Обучаясь на помощника Феи, енот и не думал, что это может быть таким опасным занятием, и сейчас явно был не готов к новым авантюрам.

К его заднице лентами из тонкого полотна был привязан огромный лопух и несколько неосторожно попавших од его дрожащую лапу поникших одуванчиков.

Белка, время от времени прикладываясь к фляге, снова расхаживала по столу с угрожающим видом. Воздух звенел, и стук подкованных железом каблуков мерещился каждому.

— Нас сбросили со счетов, — пыжась и хорохорясь, произнесла белка с напором, глядя на зайца с нервным тиком и отсутствующего енота. — Нам не хотят быть благодарными! Наши усилия не замечают и считают ничтожными! Но мы им покажем еще, на что способны! Вот ты, — она ткнула пальцем в енота, — будешь лошадью!

Енот глянул на белку своими бездонными пустыми глазами и лишь отрицательно мотнул головой. Свою порцию шлепкой он считал более чем достаточной.

— Ах, да, — вспомнила белка. — Тогда так: ты кучером будешь. А ты будешь лошадью! — белка ткнула пальцем в зайца, и у того нервно задергалась вся морда. — И не перечь мне! Кто-то должен ею быть! К тому же, ты бегаешь быстро. Так какая тебе разница, в виде кого бежать!?

Лошадь из зайца вышла слегка странная, серая, с дебильным взглядом и коротким дрожащим хвостом. Еще у нее были гуляющие независимо друг от друга косые глаза и развесистые уши, и она то и дело пыталась припасть к земле на брюхо. Но в целом, это была отличная лошадь.

Попивая из фляжечки и пыхтя, белка прикатила огромный желудь. Поколдовав над ним, посучив пальцами и посыпав его щедро золотой пыльцой, белка из него вырастила приличную карету. Со скрипом желудь вырос до гигантских размеров, потемнел и обзавелся стильной дверцей. Выпустил кривоватые, грубоватые, но все же отличные колеса очень авторского дизайна из мореного дуба.

Вместо облучка был крепкий, широкий, удобный пень, куда белка стопкой уложила лопухов.