Мой отец обучал хускарлов воевать, и, слушая объяснения, я невольно представляла, что это он учит меня — глупая и абсурдная мысль, не имеющая ничего общего с реальностью. Вместо Дьярви рядом шёл очередной хускарл, имя которого постоянно вылетало из головы.

— Но разве меткость не важнее скорости? — сомнительно протянула Лив. — Если бездумно махать топором, то можно выдохнуться и пропустить удар. Не лучше ли понять противника и предугадать его пасы, нанося решающий удар?

Хускарл покачал головой:

— И что же будете стоять посреди поля боя, выжидая? Вас, госпожа, быстрее застрелят из лука или метнут топор в голову. В битве всё решают инстинкты, а не мысли.

— Мне по душе стрельба из лука, а она подразумевает чёткое понимание поступков противника и его место, — возразила Лив, скрещивая руки на груди. — Важна сосредоточенность и уверенность. Что толку пускать стрелы бездумно? Промах может напугать жертву или же наоборот выдать моё укрытие. Разве я не права?

— Я говорил о ближнем бое, а не о дальнем. Ваша мать сторонница схватки один на один и вроде бы не жалует тихих атак из лука.

Лив поджала губы и тряхнула волосами, колко бросив:

— Моя мать — истинный воин, который взвешивает все за и против. Она не станет подставляться и бездумно бросаться в атаку, даже если и принадлежит к ульфхеднарам. И да, это она впервые дала мне лук, видимо, оценив стрельбу.

И, не желая тратить времени на перепалку, она круто развернулась и пошла прочь от тренировочной площадки. Я соучаствующее посмотрела на хускарла и последовала за Бьёрнсон. После того дня у колдовского круга она пыталась выпытать у меня, что же там произошло и удалось ли встретить Эймунда, но я отмахивалась, не решаясь поделиться ни открывшимся видениям, ни тайной вдовы. Лив хоть и пыталась казаться невозмутимой, но даже слепцу было бы понятно, что она обижена, однако меня это мало волновало. Она и без того достаточно знала о моих приступах.

В молчании мы добрели до деревянного старого пирса, где повсюду были разбросаны верёвки, рыбацкие сети и бочки, а в море качались лодки. Вдруг мимо нас пронеслась гурьба детей в коротких куртках и съехавших шапках, хлюпая башмаками по лужам. Я отскочила в сторону, спасаясь от брызг на новом синем плаще, который Этна закончила ткать на прошлой неделе, но Лив так и замерла на месте, с улыбкой глядя на ребятню, играющую в догонялки. Вальгард всегда ловил меня за считанные мгновения, однако проигрывал, стоило начать играть в прятки. Однако потом хитрый Сигурд придумал шутку: когда они с Ледышкой не могли найти меня, то Харальдсон громко кричал, что видел, как по улицам бродит то тролль, то и вовсе злобная великанша Грила, похищающая детей. Тогда я с визгом выбегала из укрытия и неслась к мальчишкам, а они хохотали, держась за животы.

Лив вдруг наклонилась, подобрав подолы сиреневого плаща, и подняла с земли чуть запачканную тряпичную куклу.

— В детстве у меня была похожая, — с улыбкой произнесла она. — Помню, я тяжело заболела и не выходила из дома всю зиму. В комнате постоянно пахло жжёнными травами и отварами, которыми меня поили каждый день, а ещё иногда приходили колдуньи и били в бубны, напевая дикие песни. Отец тогда сильно злился и почти не появлялся дома, а мама… — она запнулась, горько усмехаясь. — Однажды ночью у меня случилась горячка, никто не верил, что доживу до утра. Престарелая тир посоветовала матери сшить куклу-оберег, чтобы защитить меня. Тогда она просидела подле моей кровати до зари, а на утро жар спал.

Я молчала: не думала, что Сигрид знакомы человеческие чувства и она способна заботиться о дочери. Большинству казалось, что Бешеной абсолютно всё равно на семью, однако рассказ Лив доказывал обратное.

— Ты до сих хранишь её? — поинтересовалась я, вспоминая, что куклам-оберегам приписывают мощное колдовское влияние. Если её потерять, сжечь или утопить, то несчастье обязательно ляжет на владельца, а потому к таким вещам прибегали редко.

Лив кивнула:

— Да, конечно. Помню, как нашла на подушке подарок от матери, которая обычно избегала меня, и на радостях не отпускала игрушку, пока болезнь не отступила. Я рассказывала ей сказки, пела песни и обещала, что покажу ей весь Виндерхольм. А затем наступила весна, я окрепла, и мать спрятала куклу. Я рыдала, умоляла вернуть её, но она была непреклонна. У меня не было игрушек и друзей, Астрид, кроме этой куклы, — призналась Лив, глядя сверкающими от слёз глазами. — В конце концов госпоже Сигрид надоело выслушивать истерики, и она пригрозила, что выбросит куклу, а заодно и меня, если я посмею хоть ещё раз открыть рот.

Зная характер Сигрид, я ничуть не сомневалась, что она выполнила бы угрозу, не моргнув и глазом.

— Она отдала мне куклу пару лет назад, сказав, что отныне я сама по себе, — продолжила Лив, утирая слёзы. — Тогда я поняла, что ей и отцу стало всё равно. Упади я в реку или заболей, они не станут заботиться. Я прорыдала всю ночь, прижимая куклу к груди, а после спрятала её в сундук и больше никогда не доставала.

Бьёрнсон заботливо отряхнула игрушку от грязи и оглянулась по сторонам, пытаясь отыскать владелицу. Однако детвора убежала далеко, и никто не думал возвращаться за потеряшкой. Лив вертела её в руках, явно не зная, что предпринять, как с неба стал накрапывать дождь.

— Возьми с собой, — предложила я. — Оставлять под дождём — плохая затея, промокнет и потом не высушишь. Травница, может, знает чья она.

Лив кивнула и, последовав моему примеру, натянула капюшон. Дождь усиливался и загонял людей по домам, а на горизонте сверкали молнии. Ветер разгонялся, прижимая к земле ветви деревьев и швыряя пыль в глаза. Я обернулась на дом Эймунда, надеясь, что в непогоду он не бродит на улице, а сидит в уюте, однако ничего не выдавало его присутствия. С того дня на берегу я вообще больше не видела колдуна и не могла понять, где можно пропадать столько времени. Тревожная мысль уколола сердце: а что, если после всех обрядов и использования сейда, ему плохо? Может, стоило зайти и проведать? Я сделала шаг в сторону, но Лив окликнула меня и пришлось возвращаться — не хотелось бы привлекать внимания и создавать проблем.

Хускарл проводил нас и поспешил убраться к остальным, пока не начался ливень.

— Я уж начала волноваться! — воскликнула травница, хлопоча у очага и помогая развесить мокрые плащи. — До утра теперь будет буря, даже не думайте