всё сам как-то. Но оно и понятно, повитуха-то из его крестьян бывших. Он же половину своего одала сюда притащил.

Я не удержалась:

— Что это значит, госпожа?

Травница, облизав жирные пальцы, пояснила:

— Видар был из бондов, но затем дела его совсем плохо пошли: засуха погубила урожай, а после амбар сгорел. Словом, боги отвернулись от него, — прошептала она, боязливо поглядывая на дверь. — Ну вот он сюда и подался. Старый командир поселения с радостью ему бразды правления отдал и перебрался в смотровую башню на Утёсе, а Видар тут всем заправлять стал. Так что неудивительно, что все и знают друг друга как облупленные веником.

— Но есть ведь и другие? Не его люди? Вы, например, — проговорила Лив, убирая со стола тарелки и начиная их намывать в чане с остывшей водой.

Травница покачала ногой и устало зевнула:

— Таких мало. Домов три или четыре наберётся: я, колдун этот, вдова конюха и дед старый, что совсем головой уж слаб. Ой, девоньки милые, спать уж пора, а мы с вами всё болтаем и болтаем, — и, ещё раз громко зевнув, травница стала разбирать постели.

В ту ночь я так и не смогла уснуть, маясь тревожными мыслями о пропавшем Эймунде и вдове с её тайнами. Неудивительно, что Видар не боялся тут никого и мог творить, что угодно, ведь окружение состояло только из его верных людей, которым он наверняка мог угрожать. Мало нашлось бы крестьян, готовых пойти против того, кто кормил их. И хоть сейчас ситуация изменилась, и Видар больше не слыл бондом, однако привычки долго искореняются. Вдова же была из «новеньких» — ожидаемо, что командира влекло к ней. Скольких же тогда детей он убил и похоронил в своём одале? Слабо верилось, что случай был единичным. Злость одолевала с новой силой, но я стиснула в кулаке медальон, боясь вновь услышать потусторонний шёпот. Может, так люди и начинают сходить с ума? Видят страшные и пугающие образы, думая, что это прошлое или будущее, а после с ними начинает общаться мистический голос, который могут слышать только они. Если так, то сколько ещё я продержусь в здравом рассудке? Мне нужен был Эймунд и его наставления, но как быть, если он оставался в поселении на окраине, а я в Виндерхольме? Есть ли у меня шанс не сойти с ума? В терзаниях и сомнениях я встретила рассвет, и глаза болезненно закрылись, навевая дрёму.

Этна часто ворчала, что разговаривать со мной можно только после полудня — до этого времени я хуже, чем тролль под мостом. Вальгард с ней соглашался и старался не подходить до обеда, боясь нарваться на уничижительный взгляд и поток брани, которым я крыла ранние подъёмы. В особенности тогда, когда меня о них никто не предупреждал. А сегодняшнее утро как раз было таким: мало того, что я совсем не выспалась, так и проснулась от настойчивой Лив, которая радостно заявила, что ливень стих и мы наконец-то можем подняться на смотровую башню. Размазывая кашу по миске, я слушала болтовню Лив о предстоящем приключении, которое обещали Рефил и Сигурд. Последний, видимо, успел когда-то укусить Бьёрнсон, иначе сложно было объяснить не замолкающую Лив. А, может, она всегда была такой, просто потенциал скрывался из-за отсутствия общения.

Наспех позавтракав и натянув шерстяные платья с плащами, мы с Лив вышли на улицу, где нас уже ждали Рефил и Сигурд, который радостно улыбался. Казалось, ничто не способно испортить ему настроение.

— Доброе утро! — пробасил он. — Сегодня прекрасный день, чтобы посмотреть на природу с высоты. Ветер точно не сорвёт нас вниз, а небо не смоет со скал. Так что бодро топаем и день проводим на вершине Утёса, общаясь со старым командиром.

Рефил хмуро кивнул и поспешил вперёд, явно избегая меня. Что ж, заслужила, но стало обидно: он ведь видел, что со мной всё в порядке и не стоило волноваться, однако по-другому хирдман не мог.

Сигурд поравнялся со мной и Лив и принялся рассказывать о жизни поселения и его обязанностях:

— В случае нападения воинам важно успеть зажечь сигнальный огонь в нижней смотровой башне, — он указал на высокий холм, где располагалась каменная башня. — Огонь из неё будет виден на Утёсе. Там воины также подожгут огонь, предупреждая об опасности. Пламя будет заметно и в Виндерхольме, и в Одинокой башне.

— То есть Одинокая башня нужна для повторения сигнала, если вдруг туманы, буря? — поинтересовалась я.

Харальдсон щелкнул пальцами, явно красуясь:

— Абсолютно точно. Она способна предупредить не только Виндерхольм, но и всю восточную часть Хвивальфюльке. Люди в одалах тоже должны быть предупреждены об опасности и готовы броситься на помощь.

Лив задумчиво протянула:

— Тогда как Орлам удалось пройти мимо всех поселений и добраться до ворот Виндерхольма?

Я напряглась, боясь услышать ответ. В кошмарах Оли и Рота расстались как раз возле Одинокой башни, но огни её не пылали.

— Тогда не было сигнальной башни в нижнем поселении — не успели достроить, — пояснил Сигурд. — Орлы об этом знали и решили воспользоваться шансом напасть на нас. Кроме того, неужели ты думаешь, что существует только одна дорога от Виндерхольма до сюда? Конечно, нет. Есть горные тропы, можно пройти вдоль побережья и ещё через пролесок, минуя повороты на одалы, в которые мы специально заезжали.

Лив не унималась:

— Но откуда Орлам известны наши дороги? У них было так много соглядатаев? Почему тогда никто ничего не понял, и Орлы дошли до наших ворот?

Рефил остановился и круто повернулся к Лив, произнося по слогам:

— Потому что нас предали. А тебе неплохо было бы знать историю кланов, Бьёрнсон.

Губы Лив задрожали от обиды: если её избегали и мать, и отец, так откуда же она могла знать историю становления кланов и раздела земель? Идэ не рассказывала дочерям ничего путного, только восхваляла Волков, именуя их лучшими и сильнейшими, просто потому что они родились в Хвивафюльке. Мои знания были бы такими же, если не Линн и Вальгард с Сигурдом, которые терпеливо отвечали на вопросы.

— Ей никто не рассказывал, Рефил, — я сочувствующе посмотрела на Лив, желая её подбодрить, но та лишь отвернулась, заставляя пожалеть о проявленной жалости. Знала же, что её характер меняется, как погода в море.

— В таком случае самое время узнать, — бодро заявил Сигурд, замедляя шаг и желая избежать ссор. — Раньше не существовало никаких кланов — просто земли, на которых ютились люди. Из дальних земель стремились корабли и часто нападали на них, лишая урожая и крова.