может, женщина сама его совратила и подставила? Как знать, как знать.

— Я не прошу судить их или рассуждать о морали! — разозлился Рефил, чьё чувство благородства и справедливости никогда не знало границ.

Впрочем, слова колдуна имели смысл: люди скорее всего поверят доблестному воину, хорошему мужу и примерному отцу, чем одинокой женщине.

— Я подумаю, — лениво протянул Эймунд. — Заинтересуйте меня, господин хирдман. До свидания, Астрид. Береги себя, иначе сейд сожрёт, — и, поклонившись, он вальяжно пошёл прочь.

Рефил раздражённо пнул камешек под сапогом, отворачиваясь к морю. Я же откусила ещё один кусочек лифсе, поражаясь произошедшему: путешествие в прошлое, обряд, рассказ о духе, пугающий голос в голове и сейд, что был повсюду. Голова шла кругом от попытки осознать происходящее. Вдруг в небе раздался клич, и на руку грациозно опустился сытый Ауствин, подозрительно глядя на предложенную мною лифсе.

— Скоро сумерки, надо возвращаться, — проговорил наконец Рефил.

Морщины глубоко отпечатались на его суровом лице, показывая, как много тревог и событий он пропускал через себя. Случай с утбурдом точно скажется на его спокойствии.

— Что ты намерен делать? — спросила я, поглаживая Ауствина и аккуратно ступая по берегу.

— Я не знаю, Астрид, — отрезал хирдман, тяжело вздыхая и бредя рядом. — Ты и этот колдун — те ещё занозы в моей жизни, доставляющие столько неприятностей, что Локи был бы восхищён.

Ауствин вскрикнул, раскрывая крылья и заставляя Рефила досадно вздохнуть. Отчасти он был прав: каждая моя выходка доставляла ему мороки и головной боли, а ведь обещала исправиться. Не зная, что сказать в оправдание, которого просто не было, я поинтересовалась:

— Ты ведь расскажешь Сигурду о произошедшем?

Рефил пожал плечами:

— Зачем? Не он ведь нашёл колдуна и потревоженную могилу. Да и будет ли эта вдова говорить? Проблемы не нужны никому, как и сплетни. Её скорее осудят, чем станут защищать.

— Сигурд будущий конунг, — напомнила я. — Ему предстало разбираться с убийствами, судить и наказывать виновных. Если тебя не волнуют смерти младенца и собак, то вспомни о повитухе, которую подставили и сделали приманкой для утбурда.

— Холера, Астрид! Я думаю, как поступить правильно и справедливо для всех, — взбесился Рефил, которому явно надоело возиться со мной, и он успел пожалеть сотню раз, что ввязался в авантюру Харальдсона.

Однако терпеть несправедливость я тоже не могла:

— Во всех девяти мирах нет ничего чисто чёрного или белого. Поступая правильно для одних, ты, возможно, губишь других. Меньшего зла не существует, — и, поклонившись, я пошла к дому травницы, оставляя Рефила в раздумьях.

Глава 7

Последующие несколько дней мы с Лив были предоставлены самим себе. Весна медленно наступала и стирала остатки снега. Солнце редко выглядывало из-за хмурых туч, но его тёплые лучи дарили улыбки каждому и заставляли поднимать лица к небу, согреваясь и предвкушая долгожданное лето. А вечерами вновь холодало, и иней сковывал землю, как бы намекая, что рано ещё расслабляться.

Старухи шептались, что с каждым годом зимы становятся всё холоднее и холоднее, и совсем скоро наступит Фимбульвинтер с её ужасными морозами и беспощадными буранами, скрывающими в себе двергов, великанов и Дикую охоту, что явится собирать души погибших. Предрекали и последующий Рагнарёк, видя в любой смерти дурное предзнаменование. Вот только спасения от конца света старухи не придумали, но считали своим долгом громко вздыхать и докучать прохожим, как будто точно знали, что таилось в слове «Рагнарёк».

В детстве Линн рассказывала, что люди понимали: жизнь может быть конечной и даже для богов когда-нибудь наступят сумерки, а потому и нарекли гибель мира — Рагнарёк. Каким он будет и чего ждать — неизвестно, но одно было понятно точно — смерти не избежать. Долгую зиму тоже вроде бы придумали люди, потому как мало что пугало так же сильно, как вечная мерзлота и голод. Однако Линн заверяла, что предсказаниями о Фимбульвинтер с вёльвами поделились сами боги, желая предупредить. Однако я упорно не понимала, чем это знание поможет противостоять всеобщему концу? Может, великие асы и ваны сами не ведали, как разрешится их судьба, и надеялись отыскать ответ среди людей, неистово желая избежать смерти? Я не знала и старалась не размышлять о подобном, потому что толку от тревог никакого, а изводить себя не хотелось — проблем и без того хватало.

Как и в Виндерхольме, сплетники ютились по углам и закоулкам и перешёптывались, постоянно оглядываясь и замолкая, стоило подойти чуточку ближе. Я пыталась осторожно подслушать хоть что-нибудь про смерть повитухи, однако ничего не узнала. Переговорить с Сигурдом не удавалось: он постоянно пропадал у командира, выслушивая отчёты и проверяя амбары, бараки и оружейные с драккарами, которые здесь берегли. Рефил приставил к нам с Бьёрнсон того же хускарла и, убедившись, что я извинилась перед воином за принесённое беспокойство, отправился помогать Харальдсону исполнять роль сурового надзирателя, который, казалось, обиделся на меня.

Жизнь поселения проходила однообразно и скучно. Скупые огороды близ каждого дома ожидали посева, изредка пыхтела кузня, пока мастер выполнял по одному заказу в день. Женщины стирали вещи в корытах, рядом разгуливали коровы и бараны. Свиньи вечно возились меж домов в поисках еды, гоняя гусей и куриц. Во Виндерхольме хоть и держали животных, но гораздо меньше: места не хватало и берегли облик столицы Риваланда с главным храмом богов и самым длинным домом, где и положено жить конунгу всех земель. В одалах же люди предпочитали делать подношения и молиться в колдовских кругах или устанавливать высокий идол с изображением Одина, обращаясь к нему как Всеотцу и всесильному защитнику. Дома же глав поселения хоть и выделялись на фоне остальных, однако немногим: амбары лишь были шире или сараев побольше.

Прогулки по округе навевали тоску: заштопанные платья качались на ветру вместе с чулками и перешитыми по несколько раз рубахами, показывая достаток людей. Редкие украшения в виде старых медных амулетов висели на шеях мужчин и женщин, одетых в выгоревшие наряды. Они не стремились красоваться и наряжаться, а довольствовались тем, что было, не гонясь за повышенным вниманием.

Сигурд обещал нам с Лив тренировочные бои, но вместо этого воины весьма неохотно рассказали о службе, давали поддержать затупленные топоры и показывали, как наносить удары по соломенному чучелу, а после ссылались на занятость и прогоняли нас. Настаивать на уроках мы не стали и ограничились краткими советами от сопровождающего хускарла.

— Не поддавайтесь на эмоции и не думайте, что противник будет вас жалеть, — наставлял он. — Любое промедление может стоить вам жизни, а потому действуйте быстро