Я должен быть скромен, как в то прекрасное время, когда меня сочли юным красавцем с телом греческого бога (признаться, то была моя тетя Мэми, а некоторые ирландские семьи немного странные).

Поэтому, когда Джо появился в моем кабинете с широченной повязкой на лбу, меня поразил его залихватский вид. Он был похож на удалого пирата.

— Травмы головы тебе явно к лицу, — похвалил я.

— Я споткнулся о собаку, — сказал он.

— А твоя собака проявляла такое поведение прежде? — проницательно спросил я. Опытный доктор всегда внимательно изучает историю болезни.

— Не знаю, — выдавил он. — Это была не моя собака.

Поскольку я умею сострадать и вообще гуманист, я стянул повязку. Царапина оказалась удручающе маленькой. Я заменил повязку крошечным лейкопластырем — просто чтобы показать, что мне не все равно. Джо удовлетворенно взвизгнул.

— Больно, — констатировал он.

Я всегда готов выполнять обязанности, предполагаемые нашей профессией. Хотя профилактическая медицина кажется не такой уж героической, она составляет важную часть консультации.

— Боль — это учитель, проводник и опыт обучения, — сказал я ему. — Она всегда рядом, чтобы предупредить нас об ограничениях и бросить нам вызов, с которым мы должны справиться. Никто не любит боль, но она чертовски полезна. Все происходящие с нами важные события в той или иной степени связаны с болью. Шекспир сказал: «Заплатишь болью за любую драгоценность»[98]. Она избавляет нас от тщеславия и заблуждений. Помогает помнить, что жизнь дана нам, чтобы любить и быть любимыми. Учит жить настоящим и принимать простые радости и красоту мира.

«Некоторые считают, что боль — наш самый большой друг; впрочем, некоторые и не такое скажут».

Я всегда с почтением отношусь к своим добрым коллегам — воинам, неустанно сражающимся на стороне ангелов против тьмы, даже если ангелам это не очень нравится.

Средний возраст пациентов, приходящих к врачам общей практики, — 75 лет. Целый букет диагнозов, невероятно сложный уход, завышенные ожидания и постоянно сокращающиеся ресурсы. Однако Эпиктет сказал: «Чем больше трудностей, тем больше славы в их преодолении. Опытные пилоты зарабатывают себе репутацию в штормах и бурях».

Подобно Улиссу Теннисона, «я радость боя пил средь равных мне»[99].

Но недалек тот час, когда мы перестанем быть той силой, что в прежние времена подкручивала землю и держала небо. Придется отложить в сторону свои ценности — бескорыстие и самоотверженность.

— Я не люблю ходить по врачам, — сказал Джо.

— И врачам тоже не нравится, когда ты ходишь по врачам, — согласился я, радуясь, что мы нашли общий язык, построили отношения, хотя, возможно, еще не вполне готовы начать встречаться.

— Посмотри сюда, — предложил Джо.

Сначала я испугался, но потом мне в голову пришла блестящая идея. У меня, знаете ли, есть ученая степень. (И дипломы, которые на самом деле не в счет, как то: диплом специалиста по здоровью детей, диплом по акушерству. Просто заплатите кучу денег, и вам вынесут такой на блюдечке с голубой каемочкой.)

Ординаторы должны такое видеть, подумал я, им нужен опыт.

— Вы уже осмотрели? — спросил он меня со щенячьей наивностью, явно задаваясь вопросом, есть ли в колледже протокол для подобных вещей.

— Что скажешь, мой Телемах? — ответил я, потому что открытый ответ побуждает ординатора думать самостоятельно.

— Лучше все-таки осмотреть, — сказал он.

— Если хочешь подойти ближе, ни в чем себе не отказывай, — расщедрился я. — Буду наблюдать за тобой издалека, в телескоп.

Я передал ординатору резиновые перчатки, но прежде чем успел выкрикнуть предупреждение, он ткнул в неразорвавшуюся кисту сальной железы, что привело к катастрофическим последствиям.

— Пахнет так, будто здесь кто-то умер, — заметил Джо.

Джо всегда брюзжит, что дипломатическая должность в Организации Объединенных Наций с каждым днем все менее и менее достижима. Стоит признать, у него это отлично получается, но есть и плюсы: когда он покидает мой кабинет, я немедленно испытываю парение духа, свободу и облегчение, как будто солнце вышло из-за тучи в зимний день или в футбольной команде Ливерпуля завелся менеджер, который наконец-то знает, что делает, или же после долгого запора кишечник опорожнился как положено.

Поэтому было довольно неприятно, когда однажды Джо заявился, сияя и осыпая меня комплиментами. У меня были веские причины для осторожности: комплименты могут быть сказаны с целью манипуляции, они способны ранить, поэтому мудрый доктор всегда ищет скрытый мотив.

Как сказал Уильям Уилберфорс[100], «льстецы вам не друзья, нет, сэр, они ваши смертельные враги».

Каждому нравится одобрение. Выдавайте больничные, снотворные таблетки и антибиотики по первому требованию, направляйте любого пациента с головной болью на МРТ мозга — и станете всем лучшим другом.

Но пациенты вам не друзья. Их ожидания и то, что мы считаем для них полезным, часто не совпадает.

Мы стремимся дать пациентам не то, что они хотят, а то, что им нужно. У нас есть драгоценные ресурсы, и самое трудное в медицине — знать, где они не нужны. Работа врача не в том, чтобы быть хорошим, гораздо важнее любить пациентов, а не делать так, чтобы они полюбили нас.

— Мы говорили о тебе вчера вечером на матче. Никто не сказал плохого слова, — поведал Джо. — А всех, кто это сделал, я быстро поправил.

В этом комплименте была некоторая двусмысленность, но я выкрутился изящно.

— Спасибо за поддержку, Джо, — произнес я. — Но ты по-прежнему не получишь антибиотиков.

Джо был настоящим рогом изобилия симптомов с широким спектром факторов риска. Я с отчаянием глянул в окно в надежде, что облака сформируются в правдоподобный диагноз. Они старались изо всех сил, забавно складываясь в пару довольно упитанных рубенсовских ягодиц, которые любого могут сбить с толку. Когда мимо проехал автобус с большой рекламой на боку, я уже почти сдался и стоял, как толстый Кортес, молча на вершине в Дарьене.