– Не говори так! – закричала Лизетт.

Он пожал плечами:

– Ты слышала врача. В сорока процентов случаев исход смертельный. Судя по тому, как мне «везло» в последнее время, я бы не ставил на себя.

– Пожалуйста, не уходи, – взмолилась она. – Ложись спать со мной.

Мощная стена, сдерживавшая его боль и страдания, рухнула и придавила его.

– Нет, Лиззи, спасибо. С меня хватит.

***

Через четыре для после того, как Джонатан Тарлтон выкинул ее из дома, Лизетт нервно расхаживала по коридору хирургического отделения больницы. И ждала. Вместе с ней окончания операции ждали Мэйзи и Джей Би.

Мысль об операции приводила Лизетт в ужас. Где‑то здесь, за стеной, хирург просверливает дырку в черепе ее мужа и пытается остановить приток крови в кармашек, образовавшийся в сосуде. Она уже пыталась изучить весь процесс, но детали настолько сильно испугали ее, что она решила остаться в неведении.

Так как Джонатан был непреклонен в своем решении расстаться с ней, ей пришлось все рассказать Мэйзи. К счастью, золовка проявила к ней сочувствие. Однако, как только Джонатан придет в сознание, она будет вынуждена уйти, и эта мысль была для нее невыносима. Чем больше она думала об этом, тем крепче становилась ее решимость игнорировать его требование. Джонатан – это только одна половина в их отношениях. У нее есть право противостоять ему, и она будет противостоять. Ведь она успела узнать, что такое счастье – там, на Антигуа, и теперь приложит все силы, чтобы вернуть его. Он же тоже любит ее. Его тело постоянно говорило ей об этом, хотя слов сказано не было.

Наконец дверь открылась, и Джонатана повезли в послеоперационную палату.

Мэйзи, чьи глаза покраснели от слез, не скрывала своего облегчения.

– Ты иди первой, – сказала она Лизетт. – Пока он без сознания, тебе будет проще.

Лизетт крепко обняла ее.

– Спасибо.

Она проскользнула в палату, и у нее сжалось сердце. Со сбритыми волосами, с белой повязкой, Джонатан выглядел таким одиноким. Таким потерянным.

Лизетт осторожно придвинула к кровати маленький стул и взяла Джонатана за руку. Сжав ее, она тихо заговорила:

– Это я, Лиззи. Твоя жена. Я знаю, мы сыграли спектакль, но мне ужасно хочется, чтобы все было по‑настоящему. Мне кажется, я всегда любила тебя. Когда я думала, что ты умираешь, я не знала, как смогу это пережить. Я решила выйти за тебя, чтобы урвать кусочек счастья с тобой. А теперь ты злишься на меня, ты обижен, и я не знаю, что делать. Если ты слышишь меня, пожалуйста, выслушай меня. Ты мой. Я обожаю тебя, упрямец ты мой. Я уверена, что и ты меня любишь. Я хочу, чтобы у нас с тобой был ребенок, было будущее. Поэтому я не отпускаю тебя.

Лизетт сказала бы больше, но ей помешали слезы. К тому же она знала, что Мэйзи и Джей Би не терпится навестить Джонатана. Она вытерла слезы и встала. Решение было принято: она будет бороться. Борьба потребует от нее терпения, но она поможет ему увидеть правду. Она заставит его признать, что он любит ее.

В любви и на войне все средства хороши…

Лизетт вышла из палаты, ушла из больницы, но осталась в жизни Джонатана.

Месяц спустя…

Джонатан остановился перед квартирой Лизетт и осторожно постучал в дверь. Выздоровление шло медленнее, чем ему хотелось бы. Сегодня ему в первый раз разрешили сесть за руль. Да и то потому, что он заявил сестре, что ему нужно срочно увидеться со своей женой.

Лизетт открыла дверь, и он ужаснулся тому, как она выглядит. Она осунулась, ее взгляд был настороженным. Она не сильно удивилась его приходу. Вероятно, Мэйзи предупредила, решил он.

– Привет, Лизетт, – сказал он.

– Входи. – Она отступила в сторону и подождала, когда он пройдет в комнату.

То, что Джонатан увидел в гостиной, ошеломило его. В двух углах были аккуратно составлены картонные коробки.

– Ты уезжаешь? Я думал, тебе здесь нравится.

Лизетт села в кресло и жестом предложила присесть и ему.

– Я переезжаю в Саванну. На следующей неделе у меня три собеседования.

А чего он ожидал? – уныло подумал Джонатан. – Что она будет ждать, когда он перестанет вести себя как самый настоящий сукин сын?

Джонатан молчал, не зная, что ответить на такую шокирующую новость.

– Обручальное и помолвочное кольца лежат в футлярах, – сказала Лизетт, указывая на журнальный столик. – Твои адвокаты подготовили бумаги, аннулирующие брачный договор. Я все подписала. Осталось только подписать тебе. На работе я очистила свой письменный стол и сдала ключи.

Наконец Джонатан обрел дар речи:

– Ты не можешь аннулировать договор без моего согласия.

– Как раз могу. Договор был основан на твоем диагнозе. Диагноза больше нет, и все положения договора теряют свою силу. Твой адвокат согласился со мной, хотя ты, конечно же, можешь с ней это обсудить.

– А как насчет выходного пособия от «Судоходной компании Тарлтон»?

Она заморгала, как будто ей в глаз попала соринка.

– Я представила то самое заявление. Пособие мне не полагается.

Джонатан сжал подлокотники, чтобы не вскочить, не сграбастать Лизетт в охапку и не зацеловать ее.

– Прости меня, Лиззи. Я виноват перед тобой. Та ночь, когда мы вернулись из медового месяца, была самой ужасной в моей жизни… даже хуже того дня, когда мне объявили диагноз. Пожалуйста, прости меня.

Лизетт опустила глаза долу.

– Мне не за что прощать тебя. Ты был в шоке. Это объяснимо.

– Я люблю тебя, – сказал он, с отчаянием чувствуя, как она отдаляется от него.

На этот раз Лизетт подняла глаза и посмотрела на него. Казалось, она не услышала, что он только что сказал.

– Ты должен знать, что за последнее время я много раз разговаривала с Хартли. Он очень беспокоился за тебя, и я считаю, что он должен быть в курсе всех событий.

В Джонатане вспыхнули старые гнев и обида.

– Не знаю, почему мой брат поступил так, как поступил, но я больше не хочу дергаться из‑за этого. Когда смотришь смерти в лицо, непроизвольно расставляешь приоритеты в ином порядке.

– Рада это слышать. Надеюсь, придет день, и вы помиритесь.

– Ты слышала меня? – хрипло проговорил Джонатан. – Я сказал, что люблю тебя.

Лизетт медленно покачала головой. В ее глазах отражалась боль.

– У тебя была масса возможностей сказать мне об этом, но ты не сказал. Даже в медовый месяц, когда мы были так близки, ты этого не сказал. Тебе нравился секс со мной. Но это совсем другое.