«Воз сена» — классический для Босха триптих: слева рай, справа ад, посередине ад на земле. Как это обычно бывает у Босха, грех присутствует на всех трёх створках. В раю, кроме первородного греха, показано низвержение мятежных ангелов, в аду, понятное дело, с особой жестокостью караются все земные прегрешения, а что же на земле? — Здесь о Боге помнит только ангел, который взывает к нему без особого результата; Бог безучастен к своим детям.

«Воз сена» посвящён алчности — одному из самых страшных грехов в иконографии Босха. Как упоминалось выше, в Нидерландах в те годы была популярной поговорка «Мир — это воз сена. Каждый хватает, сколько сможет». Деньги не утащишь с собой в могилу, а век сена ещё короче; если его бездумно накапливать, а не кормить им скот, можно стать счастливым обладателем полного сарая гнилья. Однако люди забывают об этом и стремятся урвать побольше, дерутся из-за сена. Другое дело — церковники: у скромно одетого монаха дело поставлено на поток. Он чинно восседает на троне, а сено для него добывают монахини. Босх с особым рвением обличает стремительно деградирующую церковь. На его век пришлось папство Павла II (поговаривали, что он скончался не то от переедания, не то в момент сексуальной близости с пажом), Сикста IV (он «славился» непотизмом[59] и назначил великим инквизитором Торквемаду[60]), наплодившего незаконнорожденных детей Иннокентия VIII (он выстроил в Ватикане дворец для собственных увеселений), «аптекаря сатаны» Александра VI Борджиа (по слухам, он травил богатых кардиналов, чтобы за их счёт пополнить папскую казну, и состоял в греховной связи с собственной дочерью) и других.

Иероним Босх. «Воз сена». 1500–1502 год.

Дерево, масло. Музей Прадо, Мадрид, Испания

Вполне понятно, почему при таких вводных Босх столь старательно распинал на лютнях сластолюбцев[61] и обличал алчных монахов. «Мир — это воз сена». Но кто и куда катит этот воз? Босх даёт красноречивый ответ: он впрягает в повозку чертей и размещает на правой створке ад. В его-то пекло и бегут те, кто победнее. А те, кто побогаче, чинно гарцуют на породистых конях. Хотя какая разница, если пункт назначения у всех один…

Глупости нет в официальном списке смертных грехов, но для Босха в ней кроется корень многих бед. Широко распространена алхимия и эзотерика, римские папы держат придворных астрологов, люди доверяют своё здоровье шарлатанам, пользуются услугами ведьм и чёрных магов — что это, если не свидетельства безграничной человеческой глупости? Ей посвящена одна из хрестоматийных картин: «Извлечение камня глупости».

Во времена Босха о безумцах говорили, что у них камни в голове. Не буквально, конечно, а метафорически. Ещё в те годы в Нидерландах было в ходу такое выражение: «Он знает не больше глупых камней». Босх иллюстрирует этот фразеологизм и показывает нам богатого простофилю, которого дурит шарлатан. Готические буквы на раме складываются в текст: «Мастер, быстро прооперируй этот камень. Моё имя Простак». Однако всё было бы слишком скучно, если бы из разреза на голове простака действительно выглядывал камень. Нет, мастер вынимает оттуда тюльпаны! В XV веке эти цветы стоили баснословно дорого, поэтому тюльпанами называли большие деньги. Богатого простака обворовывают и, что особенно важно, при свидетелях — монахах, которые покрывают фальшивого лекаря. На голове у монахини закрытая книга. Вероятнее всего, Библия. Если открытая Библия символизирует торжество правды, то закрытая напоминает о Страшном суде. Там-то всех троих и настигнет неминуемая кара. И их жертве тоже достанется — за глупость. Современник Босха немецкий сатирик Себастьян Брант писал: «Всему готов поверить тот, кто исцеленья страстно ждёт, а глупых суеверий зло чрезмерно ныне возросло».

Иероним Босх. «Извлечение камня глупости». 1494 год.

Дерево, масло. Музей Прадо, Мадрид, Испания

Кстати, с этим полотном связан не только камень глупости, оно само стало камнем преткновения: в 2016 году из-за картины возник конфликт между Музеем Северного Брабанта и Национальным музеем Прадо. Первый устроил монографическую выставку в Хертогенбосе, а перед ней провёл масштабное исследование наследия Босха, породившее сомнения в том, что картину написал Босх, а не какой-нибудь его ученик. Администрация второго категорически с такой версией не согласилась и отказалась предоставить полотно для выставки. Возможно, сыграло роль и то, что комиссия забраковала сразу три картины из музея Прадо. Есть на что обидеться!

К человеку, который жил так давно и о котором известно так мало, приблизиться без спиритического сеанса трудно. Я бы предложила вам съездить в Хертогенбос, но там вас встретит только восковой Босх и копии его картин. За оригиналами надо ехать в Мадрид. Или в Брюгге. Впрочем, есть вариант попроще и побюджетнее — посмотрите (или пересмотрите в десятый раз) фильм «Залечь на дно в Брюгге». Идея первого полнометражного фильма у Мартина Макдонаха родилась под впечатлением от «Страшного суда» Босха. Режиссёр хотел, чтобы «эхо Босха» слышалось в каждом кадре — он безо всякого спиритизма и путешествий приблизит вас к почётному профессору кошмаров.

В сцене, где герои разглядывают тот самый «Страшный суд», звучит, пожалуй, лучшая арт-рецензия в истории («Все остальные — дрянь, а эта мне нравится») и одна из лучших трактовок сюжета: «Чистилище — это же место, которое где-то посередине… То есть совсем дерьмом ты не был, но и высот не достиг — как „Тоттенхэм“». («Тоттенхэм» — английский футбольный клуб, и я знаю о нём исключительно благодаря Макдонаху. И опосредованно — Босху.)

Если вы ещё не знакомы с третьим героем, самое время это исправить: ведь он — единственный на всю книгу соотечественник Босха!

Скажите, что в этой жизни самое важное? Только бога ради не говорите про деньги! Их у меня было больше, чем у вас и ваших друзей вместе взятых, и поверьте, счастья они не приносят. Хотя о чём ещё может мечтать человек, который за свои 35 лет привык к роли непутёвого парня? Из школы выгнали, потому что рисовал больше, чем учился. В академию не взяли, потому что не так-то и хорошо рисовал. Нанялся работать в театр, а тот сгорел. Уехал покорять Париж — и остался вовсе без денег, так что иногда не хватало ни на еду, ни на лекарства.