Среди мальчишек Бестужев быстро высмотрел двух своихстарательных агентов — находившихся сейчас не на дежурстве. Он уже не в первыйраз, нахмурившись, разглядывал членов съемочной группы — не тех, кто был нанятуже здесь для мелких работ и второстепенных ролей, а привезенных из Нью-Йоркаего работодателями.

Был один нюанс, который Голдман, неопытный в таких делах,как выяснилось, не учитывал совершенно: неприятель, то есть синдикат, вполнемог подкупить кого-нибудь, чтобы тот выступал в качестве соглядатая иинформатора. Глупо было бы подозревать в этом режиссера и главных актеров(чересчур уж их благополучие зависело от успехов кинофабрики), а вот средирядового персонала вполне мог отыскаться этакий Иуда — дело житейское. УБестужева имелись даже мысли по поводу одной конкретной персоны, но он ими сработодателями пока что не делился, не располагая твердыми уликами…

Еще на достаточном отдалении Голдман обернулся к Бестужеву икрасноречивым жестом указал на Пако. Бестужев понятливо кивнул и, высмотревподходящее тонкое деревце, надежно привязал к нему коня, чтобы тот, боже упаси,ненароком не нарушил какими-то своими неразумными действиями здешнегосвященнодействия. Мистер режиссер оказался человеком бурного темперамента,крайне несносным, форменным сатрапом — и взрывался, словно хорошо просушенныйпорох, от малейшей искры. По недостатку опыта Бестужев не мог сказать,особенности ли это характера данного конкретного индивидуума или общее качествовсех режиссеров. Как бы гам ни было, даже Голдман и Мейер относились к Ноузу сявным почтением и порой ходили перед ним на цыпочках в буквальном смысле слова.Причина лежала на поверхности: оба прожженных дельца прекрасно понимали, что,несмотря на весь свой опыт финансовых воротил средней руки, руководить съемкойфильма ни за что не смогут, а замену Солу подыскать будет трудновато — очень ужредким, несмотря на семимильные шаги прогресса, было его ремесло, все мастерасвоего дела на перечет…

Они были уже совсем близко, шагая со всей возможнойбесшумностью, дабы не нарушить резким хрустом сучка под ногой творческуюдеятельность маэстро. Каковой как раз поднес ко рту жестяной рупор немаленькихразмеров и громогласно отдал приказ, сопровождаемый негромким трескучим эхом:

— Лили, солнышко мое, в кадр!

Очаровательная блондинка встрепенулась, вскочила со своегораскладного стульчика и, во мгновение ока войдя в образ, неспешным шагомдвинулась в ту сторону, где объектив должен был вот-вот поймать ее в полезрения. Она уже играла: безмятежно озиралась вокруг, с детским любопытствомгорожанки разглядывая кроны деревьев, временами наклонялась к цветам, однисрывала в букетик, другими просто любовалась. На взгляд Бестужева, получалосьвполне непринужденно, ничуть не наигранно, не манерно — все же актриса,ей-богу, талантливая.

Ах, как она была обворожительна! Рассыпавшиеся по плечамзолотистые волосы, огромные синие глаза… Жаль только, что черно-белый фильм немог передать во всех оттенках и колерах подобные детали. Сол говорил как-то: поего глубокому убеждению, кинопленка когда-нибудь обязательно будет цветной, нослучится ли это в обозримом будущем, предсказать невозможно, вот, может, летчерез десять…

Точно так же будущий зритель не мог оценить во всей красеграциозную походку мисс Лили Блай (по-настоящему — фройляйн Лилиан Блаувертениз Гамбурга) — всякий, кто бывал в электротеатре, знает, что актеры наэкране движутся совсем не в том ритме, в каком ходят обычные люди в жизни,экранные герои гораздо резче, даже суетливее перемещаются. Почему такпроисходит, Бестужев еще не вник — какие-то сложные технические подробности,которых ему никто не собирался вдумчиво растолковывать.

А вот ее точеную фигурку не могли исказить ни черно-белаяпленка, ни экранная порывистость движений… Бестужев поневоле засмотрелся. Ктому же наряд главной героини оказался крайне пикантным: широкие велосипедныешаровары и мужская рубашка в клеточку с двумя расстегнутыми верхнимипуговицами.

По поводу этого наряда как раз и состоялся вчера короткийспор меж Голдманом и Роузом. Голдман (на взгляд Бестужева, вполне логично)заметил: действие фильма происходит в те времена, когда индейцы еще разгуливалина свободе со своими луками-топориками и имели возможность невозбранно нападатьна белых путников — то есть самое малое лет с полсотни назад. А в те годы ниодна приличная юная леди не рискнула бы напялить мужские брюки, не рискуявсеобщим осуждением в ее адрес. Однако Сол, саркастически фыркая и гримасничая,заявил:

— И вы хотите сказать, Сэмюэль, что среди нашихзрителей окажутся профессора истории? Эти кинематограф презирают, как убогоеразвлечение для простонародья. Смотреть фильм пойдет самая что ни на естьобычная публика, ее-то исторические тонкости не волнуют, и уж она-то на наряднашей крошки будет таращиться с большой заинтересованностью… Я тут неисторическую работу сочиняю, я делаю завлекательный фильм! Ясно?

Голдман, пожав плечами, спорить не стал…

Еще с минуту Лили (она же — юная леди из хорошей семьи,весьма неосмотрительно отправившаяся на прогулку в окрестные леса, где, кромечетвероногих опасностей, водились и двуногие) самым идиллическим образомсобирала цветочки, любуясь деревьями и небом. Потом рупор заорал:

— Краснокожие, разрази вас гром, коварноподкрадывайтесь! Да поэффектнее у меня!

Помянутые, стоявшие тут же неподалеку, без промедлениядвинулись к юной красавице — пригнувшись, выставив маленькие индейскиетопорики-томахауки, то и дело переглядываясь, показывая друг другу какие-тонепонятные, но выразительные жесты, в общем, всем своим поведением демонстрируякрайнее коварство и немыслимо злодейские планы. Выглядели они, приходилосьпризнать, крайне внушительно: голые по пояс, с болтавшимися на шее связкамидиковинных украшений, длинными космами (парики из конского волоса, конечно), вкоторые воткнуты длинные птичьи перья. Вот у этих с актерским мастерствомобстояло крайне скверно — ничего удивительного, если учесть, что они, как ипрочие второстепенные актеры, ради той же разумной экономии были навербованы изместных жителей. («Зритель слопает, — не без цинизма заметил по этомуповоду Роуз. — Все равно главное внимание привлекут очаровательная крошкаи ее герой».) Хорошо еще, что по их лицам трудно было определить отсутствиевсякого актерского опыта — физиономии им украсили затейливыми узорами так, чтоодни глаза виднелись.

— Лили, детка, ты их наконец увидела! Ах, какие онизлые и страшные! Ты в ужасе!

Выронив букет, Лили добросовестно завизжала (очень даженатурально, жаль, зрители этого не услышат и не смогут оценить должным образом),присела от изумления, прижала ладони к щекам, округлила глаза до пределов,дарованных ей природой.

— Накинулись на бедняжку злобные дикари! —грохотал Сол. — Злодейски накинулись, скрутили вмиг, как она нисопротивлялась!

Так оно и произошло, краснокожие моментально сграбасталинеосторожную красавицу, сломив ее слабое сопротивление, подтащили к дереву ипроворно привязали пленницу за руки.