— Прекрасно! — кричал Сол. — А теперькраснокожие строят в сторонке гнусные планы… Старательно подчеркивайте гнусностьпланов, напоминаю! А красавица в отчаянии бьется…

Краснокожие проворно переместились на правый фланг, сбилисьтам кучкой и, преувеличенно жестикулируя, то и дело показывая друг другу напленницу, хохоча, принялись обсуждать планы на будущее. Сказать по правде, приэтом они выглядели совершеннейшими идиотами, но Сол наверняка знал, что делает,во всяком случае, протестов от него не последовало. Колоритная троица замышлялачто-то непонятное, но, безусловно, настолько гнусное, что гнуснее и некуда.

— Беззащитная жертва тем временем бьется в отчаянии!

Лили старательно билась с испуганным лицом, ее тщетныеусилия освободиться выглядели чертовски натуральными.

— Расправь плечики, солнышко! — кричал Сол. —Ну, когда эта чертова пуговица отлетит? Я же предупреждал, Мэри: аккуратненько,лезвием безопасной бритвы подрезать так, чтобы держалась на паре ниточек!

— Я так и сделала, мистер Роуз… — робкопролепетала дама средних лет, исполнявшая функции костюмерши и гримерши.

— Ну, и где? Мне что, останавливать аппарат и самомувозиться, чтобы сделать, как следует? Уволю! Всех уволю! Дармоеды, ничего несоображают, криворукие, простейших указаний не способны выполнить с толком…Ага! Наконец!

После очередного резкого движения бьющейся в отчаяниипрекрасной пленницы пуговица на ее рубашке отлетела. Открывшееся зрелище неспособно было оскорбить общественную нравственность, но все же представляло длязрителя определенный соблазн, тут и говорить нечего.

— Отлично! — завопил Сол. — Пленницаизвивается, бьется, трепещет… Лили, прекрасно, ты великая актриса! Так, теперьтот краснокожий, которому предстоит остаться пока что в живых, чуть отступаетна задний план, а двое выходит на пару шагов поближе к камере… Где их инастигают меткие пули! И они умирают в конвульсиях! Старательно умирают, выпоняли, обормоты? Красиво умирают, эффектно!

Один индеец чуть неуклюже отступил подальше. Справаприблизился один из подручных Сола с винчестером, заряженным холостымипатронами, выпалил в краснокожего, передернул скобу затвора, выстрелил вторично.Патроны были снаряжены натуральным дымным порохом, так что сам стрелок в кадрне попал, как ему и полагалось, зато в аппарат угодили две крайне эффектныхполосы порохового дыма. Краснокожие рухнули и принялись кататься по траве,старательно выгибаясь в немыслимых корчах.

— Хватит, хватит! Умерли уже! Окончательно! Лежите, какмертвым и полагается, смирнехонько, смотрите у меня, не шевелиться!

Краснокожие добросовестно умерли. Окончательно.

— Оставшийся в живых смотрит в сторону выстрелов… Всторону выстрелов, я сказал! Выражая крайнее изумление! Я сказал — крайнее!

Уцелевший индеец с выражением крайнего идиотизма наразмалеванной физиономии уставился в ту сторону, откуда неожиданно грянули сразившиеего сообщников выстрелы. Соляным столбом замер. Кажется, Сола это вполнеустроило.

— Отлично! — завопил он. — Лили, ты тожеуставилась в ту сторону с невероятной надеждой на лице! Я сказал — сневероятной! Великолепно! Камера — стоп! Актеры остаются на площадке, убитыетоже, только старайтесь особенно не шевелиться, вам еще придется тут полежать…Перерывчик!

Он проворно вскочил со стула и двинулся прямиком к Голдману,еще издали улыбаясь самым приветливым образом и выделывая нечто вроде балетныхпа:

— Ну наконец-то! Как я рад вас видеть, Сэмюэль, вы себене представляете! Не успеваю благодарить бога, что свел меня со стольвыдающимся бизнесменом, будущим королем кинофабрик нашей великой страны…

Говорил он патетично, с преувеличенным почтением и вовсе ужзапредельной вежливостью. Жизненный опыт подсказывал Бестужеву, что человекразговаривает таким тоном, когда намерен мгновением спустя нанести некийковарный словесный удар. Впрочем, от Роуза можно было невзначай дождаться и неодного словесного: он так крутил и вертел свой здоровенный жестяной рупор, чтоГолдман чуточку отступил.

Возможно, его жизненный опыт заставил прийти к тем жеумозаключениям, что и Бестужев только что. Он подобрался, спросил настороженно:

— Все в порядке, Сол? Мейер прибежал взволнованный,сказал, что у вас возникли какие-то проблемы…

— Мейер, как всегда, преувеличивает, изначительно, — отозвался Сол тем же сладеньким голоском сценическогозлодея, припасшего в рукаве отравленный стилет. — Проблемы? Хо-хо, все нетак мрачно… — он взял Голдмана за лацкан и продолжал тихо, доверительно,веско: — Проблемы… Все не так мрачно. Нет у нас проблем во множественном числе.У нас тут завелась одна-единственная, маленькая, крохотная проблемочка… но, кмоему огорчению, весьма даже существенная…

— В чем…

Роуз прервал энергичным взмахом руки с рупором:

— Никаких слов, Сэмюэль, никаких монологов и диалогов!Давайте брать пример с кинематографа, который кто-то остроумный обозвал ВеликимНемым… Не надо ничего говорить. Сейчас вы собственными глазами увидите нашумахонькую, но прямо-таки роковую проблему… — он поднес рупор ко рту изаорал: — Все приготовились, снимаем следующую сцену! Благородный герой, ну-каживенько, к тому месту, где еще озирается последний оставшийся в живыхкраснокожий… Краснокожий озирается! Герой, галопом марш! Я фигуральновыразился, трусцой!

«Мертвые» индейцы моментально замерли, как мышки. Лили вновьначала яростно биться, тщетно пытаясь освободиться от пут и демонстрируянекоторые свои безусловно выдающиеся достоинства. Справа показался всадник имелкой рысцой направился к поляне. Это и был благородный герой, одетый ковбоем,с револьвером на боку, в широкополом стетсоне — родной племянник Голдмана.

Бестужев поморщился, как от зубной боли: ни один опытныйкавалерист не смог бы спокойно смотреть на этакое непотребство. Крайне походилона то, что Голдман-младший сел на коня впервые в жизни: он нелепо, позорноболтался в седле мешком, не попадая в ритм конскому аллюру, держался в седле,как собака на заборе, с испуганным лицом, временами определенно порываясьбросить поводья и ухватиться за конскую гриву, чтобы не свалиться под копыта.Сол безмолвствовал, с непроницаемым лицом взирая на это позорище. Бестужевзаметил краем глаза, что оператор не вертит ручку камеры, а стоит, скрестивруки на груди, столь же холодно, как его патрон, взирая на приближавшегосявсадника.

— Пора спешиваться! — закричал Сол.Незадачливый наездник натянул поводья слишком сильно,отчего конь едва не взмыл на дыбы — но как-то обошлось. Выпустив поводья, актернеуклюже сполз с седла, цепляясь за высокую луку — будто мешок роняли с телеги.

— Вы уже в кадре, милейший! Револьвер! Голдман-младшийпопытался схватиться за рукоять револьвера, промахнулся с первой попытки,кое-как уцапал, вытянул, держа оружие неуклюже, как монашка — винную бутылку.Выпалил себе под ноги — вновь ударила густая струя дыма от старомодного пороха.Краснокожий, опустив руку с томахауком, добросовестно, с самым идиотским видомпялился на все эти манипуляции. В реальной жизни примчавшийся на выручкуплененной даме благородный герой, замешкайся он столь неуклюже, давно был бысражен злодейским топориком или просто ударом кулака — не говоря уж о том, чтоу индейца хватило бы времени спастись бегством загодя…