— Когда?

— Завтра, рано утром.

Бедная женщина оторопела.

— Ах, как жаль, — сказала она, и голос у нее дрогнул, — нам нелегко будет расстаться с вами. Мы так привыкли к вам, полюбили вас, как родного сына, а теперь вы уезжаете…

— Кто знает, может быть, я скоро вернусь, — утешал ее Микаел.

— Пошли вам бог удачи, сынок. Поезжайте, порадуйте своих родителей. (Она не знала, что Микаел рано осиротел.)

— Что же делать с Идой? — сказал он. — Быть может, она в тяжелом состоянии и нужно вызвать врача?

— Бог знает, сынок, она ничего не говорит. У нее такая привычка: вижу — бледнеет, желтеет, как осенний лист, но терпит молча, не пожалуется, переносит болезнь на ногах и продолжает работать.

— Можно мне зайти к ней?

— Почему же нет, пойдемте.

Микаел вошел в соседнюю комнату, где молодая девушка, одетая, лежала на кровати за пологом. Мать раздвинула полог, и свет лампы упал на воспаленное лицо девушки, горевшее лихорадочным румянцем; она тоскливо посмотрела на Микаела.

— Что с вами, Ида? — спросил Микаел.

— Ничего, — слабым голосом ответила девушка, — небольшой жар, и голова болит. Но ничего, пройдет, со мной это часто бывает. — И она откинулась на подушку, словно давая понять, чтобы ее оставили в покое.

— Она, по-видимому, серьезно больна, — понизив голос, сказал Микаел опечаленной старушке. — Я сейчас же пойду за врачом, только, пожалуйста, не говорите Иде, что я утром уезжаю, — добавил он.

— Я знаю… я все знаю, — послышался из-за занавески слабый голос больной, и она разрыдалась.

Но Микаела уже не было в комнате. Не теряя времени, он поехал за врачом. К Иде подошла мать и стала ее успокаивать.

Через полчаса явился врач. Он сказал, что болезнь барышни не опасная, что у нее небольшой жар, он скоро пройдет, но за больной нужен уход, чтобы болезнь не осложнилась. Подав несколько советов, он прописал лекарство и ушел. Микаелу пришлось бежать в аптеку, так как в доме больше некому было это сделать.

Ночью больная впала в лихорадочное состояние, бредила, но к утру успокоилась и заснула. Микаел вместе с матерью Иды неотлучно находился у ее постели.

— Теперь вы можете идти, сударь, она уснула, — шепотом сказала старушка. — Вам надо собираться в дорогу.

Придя к себе в комнату, Микаел принялся беспокойно расхаживать взад-вперед. Он был в смятении. Впервые в жизни он попал в такое неловкое и затруднительное положение. Два чувства боролись в его душе. С одной стороны, предъявляла свои права дружба: счастье и несчастье семьи Масисяна зависели сейчас всецело от него, он должен был поехать и привести в порядок расстроенные дела покойного купца, иначе семья эта могла остаться без куска хлеба, с другой стороны — Ида, это нежное создание, тяжело заболела. Было бы бездушно покинуть ее в таком состоянии.

Где выход? Чему отдать предпочтение? Долгу дружбы или любви? Но разве Микаел любил Иду? За все пять лет, которые он провел в этой семье, ни разу подобное чувство не шевельнулось в его душе, да и она сама не проявляла своей любви. Но с той минуты, как он узнал, что она больна, услышал вчера, как она плакала за пологом из-за того, что он уезжает, им овладело какое-то непонятное чувство, что-то дрогнуло в глубине его души. Что это? Любовь, или мимолетная страсть, или же чувство сострадания, которое он испытывал ко всем обездоленным? Микаел не мог разобраться в этих сложных ощущениях, он был слишком неопытен в сердечных делах.

Он долго ходил из угла в угол в своей маленькой комнате, терзаясь сомнениями, пока не зазвонили к заутрене. Ночь пролетела незаметно. Взгляд Микаела остановился на чемодане, уложенном еще с вечера: этот предмет как бы безмолвно напомнил ему о том долге, от выполнения которого он не мог уклониться. Невольно он вспомнил, что это был тот самый чемодан, с которым он впервые отправился в путь, вспомнил тот букетик цветов, который бросили ему в повозку с кровли дома две девушки… И в его воображении возникли нежные лица Рипсиме и Гаяне.

В это время с улицы послышался стук подъехавшего экипажа, и через несколько минут на пороге комнаты появился извозчик.

— Господин, — сказал он, кланяясь, — вы приказали заехать за вами рано утром, я немного запоздал, извините.

— Ну ладно, мы еще успеем, вынеси чемодан и обожди меня. Я скоро выйду, — сказал Микаел после минутного раздумья.

Извозчика Микаел нанял накануне, когда поехал за врачом.

Настала решительная минута. Немного поколебавшись, Микаел подошел к письменному столу и, взяв листок бумаги, написал:

«Прощайте, Ида! Примите от меня этот небольшой подарок в знак моей братской любви, он пригодится вам в тот день, когда вы решите устроить свое счастье и будущее». Вложив записку в конверт вместе с толстой пачкой ассигнаций, Микаел вышел в соседнюю комнату и окликнул хозяйку, которая все еще сидела у постели больной дочери.

— Я пришел попрощаться с вами, — сказал ей Микаел.

— Вы уже уезжаете! — воскликнула она растерянно и тут же добавила: — Хотите, я разбужу Иду?

— Не беспокойте ее, не надо ее волновать.

— Но она очень огорчится, узнав, что вы уехали, не попрощавшись.

— Ида очень добра, она простит мне это. Прошу вас, передайте ей это письмо, — сказал Микаел, вытаскивая из кармана объемистый конверт. Затем он приблизился к постели больной, чтобы в последний раз взглянуть на нее. Ида спала. Трудно было представить что-нибудь более пленительное, чем это спящее нежное существо. Густые волнистые волосы почти закрывали ее побледневшее лицо, а нежные полуоткрытые губы, казалось, нашептывали какие-то ласковые слова. Ее обнаженная рука лежала поверх одеяла — как бы протянутая для прощального пожатия.

Микаел осторожно взял эту руку, прижал ее к губам и, бросив прощальный взгляд на лицо Иды, вышел.

Старушка проводила его до самых дверей и благословила на прощание.

В это утро другой молодой человек уезжал в Англию. Провожать его собрались студенты. Расцеловав своего товарища и пожелав ему на прощанье счастливого пути, они сказали: поезжай, послужи своему народу, и пусть имена Вардана и Нерсеса[19] вдохновляют тебя.

Глава шестая

Скоропостижная смерть Петроса Масисяна имела печальные последствия для его несчастной семьи. Госпожа Мариам совсем растерялась и не знала, что делать. Семья не имела ни одного порядочного знакомого. Эгоистичный, подозрительный и неуживчивый характер покойного оттолкнул от него всех, и после его смерти не нашлось ни одного человека, который подал бы добрый совет осиротевшим и беспомощным наследникам, которым грозила потеря всего имущества.

Госпожа