техники безопасности и создании опасной для коллег обстановки, в продаже казенного оборудования или химикатов на сторону, в опасных экспериментах тайком от начальства, в подтасовке результатов анализов. Каждый факт его биографии был очернен. Тихий характер превратили в «подозрительную скрытность, сопровождаемую подавленной агрессией», необщительность приписали его якобы привычке отталкивать людей; приводили свидетельства неумения работать в команде, кое-где утверждали, что он энергетический вампир. Прошлись и по отсутствию семьи, и по провинциальному происхождению. В паре заметок (в двух разных газетах) читателей наиподробнейше извещали о степени бесчестности его карьерного роста. А уж о том, что он был абсолютно некомпетентен как научный сотрудник и в группе ученых-разработчиков оказался наверняка по блату… ох, об этом не написал только ленивый.

– Смекаешь, к чему они ведут? – Рубиновая тем временем соорудила завтрак и налила кофе и мне.

– Порочат его имя, делают из него ненадежного информатора.

– Вот именно! Ладно, сам он пока не может дать интервью, но вся эта грязь заставит усомниться в правдивости его слов – тех, что он мне передал.

Ах да, информация на материальных носителях, которые хотели забрать у Рубиновой.

– И что вы намерены делать?

– А ты журнальчик посмотри.

Авторитетный научный журнал «Биохимия», выпуск за этот месяц. Были отмечены две статьи, одна за другой. Я проглядела их по диагонали, не вдаваясь в терминологию и стараясь вычленить общий смысл.

Первая была за авторством Куприянова и в целом рассказывала о том, что я уже знала от Лидии Ильиничны, только более подробно и, так сказать, научно. Я приметила, что в статье не было ни намека на усиление привыкания к «обезвреженным» сигаретам.

Вторая статья, за авторством доктора-биохимика Брагина Станислава Родионовича, сообщала о том, о чем умалчивала первая. Приводились результаты двухмесячных исследований, сложные многосоставные формулы, сравнительные выкладки – скорость привыкания при курении сигарет с канцерогенным бензпиреном и сигарет с неканцерогенным.

Я, как человек без соответствующего образования и опыта, смогла лишь примерно оценить, что эта статья была неплохой такой ложкой дегтя для «Гефеста». Ее бы раскрутить и пересказать человеческим языком, и выйдет бомба.

– Нам надо выйти на вот этого товарища. – Моя клиентка постучала ногтем по фотографии доктора Брагина. – Независимое исследование – это хорошо. Но у Рыбы к тому же было больше подробностей об исследованиях. Внутренней информации, так сказать. Она Брагину стала бы как недостающие кусочки пазла. Если он подтвердит данные от Рыбы… К тому же он не связан документами о неразглашении; работает в комитете по здравоохранению, так что в конкурентных происках его не заподозрят. Когда-то он был консультантом в «Гефесте», но внештатным, и очень недолго. Вроде бы один проект… надо уточнять. И еще пару раз частным порядком консультировал, но тоже давно.

– Ясно-понятно. – Я придвинула к себе тарелку. И тут при взгляде на газеты вспомнила о липовых новостях в тарасовских СМИ. – А про вас что-нибудь написали?

– В том, что я просмотрела – ни словечка, как ни странно. А у меня тут, как видишь, самые популярные издания, не считая пары-тройки научных.

Я сочла разговор законченным, Лидия Ильинична тоже ничего не добавила. Но спустя минут десять, свалив грязную посуду в раковину, она произнесла, будто мы разговор и не прерывали:

– Возможно, Ленька приложил руку… или меня опасаются.

– Когда вы достаете шокер, вас определенно стоит опасаться, – иронически отозвалась я. – Ильинишна, очень вас прошу: когда я работаю и вас обороняю, слушайтесь меня и не дурите. Я-то не железная, меня шокером тоже вырубить можно. А если бы вы меня задели вчера?

– М-да? – озадачилась Рубиновая. – А я подумала, я тебе помогла. Я же со вторым разобралась?

– Разобралась. Но вы мне работу усложняете; мне так пришлось и за вашим передвижением следить, и за противником. И вы и себя риску подвергаете лишний раз. – Я была предельно серьезна. – Я вижу, что вы женщина опытная, стреляный воробей. Но в вопросах безопасности главная – я.

Обычно я не говорю все это в лоб. Стараюсь подавать тоньше, незаметнее. Особенно если клиент – мужчина, особенно мой ровесник или старше меня. Когда человек добивается успеха в чем-либо, у него возрастает уровень притязаний. Он думает, что если успешен в одном вопросе, то и с другим все может получиться. Например, с тем же вопросом собственной безопасности. А уж если добился власти, то привыкает, что это ему подчиняются, а не он.

Так что я всегда лавирую с этой темой, как лосось в бурном потоке, стараясь не расшибиться о твердокаменное порой клиентское упрямство.

Но вот с Ильинишной срабатывал именно прямой подход. Она была из тех людей, которых моя тетушка называет «Газета «Правда». В отличие от Куприянова, Рубиновая явно могла и юлить, и хитрить. Но чтобы до нее полноценно дошло, ей надо было обрисовывать весь расклад, как есть, без утайки.

В чем-то это было даже предпочтительнее привычной тонкой подачи.

– Ла-а-адно. – Лидия Ильинична ничуть не возмутилась. – Мне главное – передачу сделать. Обещаю тебя, Евген, слушаться. А теперь – по коням, Родину спасать!

Глава 6

В следующие два дня спасение Родины в основном протекало административно и организационно: Лидия Ильинична сосредоточилась на нетворческой части работы, возвращаясь в рабочую колею. Организовала выездное интервью (близнецы опрашивали какого-то скандального типа из оппозиционной партии экорадикалов); согласовала бюджет для двух отделов; утвердила для меня график работы – впрочем, и так было ясно, что он такой же, как у нее. Я хвостом таскалась за госпожой продюсером, как мне и полагалось, и делала вид, что вникаю в азы работы.

Несколько настораживало регулярное присутствие рядом Снежанны, но оно было неизбежным. Ассистентка Рубиновой юлой вертелась, выполняя одно за другим различные поручения. То обед заказать, то дозвониться до такого-то или вот этакой, то уточнить какую-то справку в архиве… Уф.

Что касалось близнецов, то особых изменений в отношениях с ними у меня не произошло. Разве что Юрий перестал постоянно кривиться при виде меня и в основном принимал смиренно-снисходительное выражение лица а-ля: «Так уж и быть, потерплю, и не такое выдерживал».

Зато Глеб оказался свойским парнем. Не болтливым, а приятно разговорчивым. Он-то в