Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мам? — спросил Бобби, и она подпрыгнула — по-настоящемуподпрыгнула. Затем молниеносно обернулась к нему, и ее губы сложились вгримасу.
— Ох, черт! — почти зарычала она. — Ты что — НЕ ПОСТУЧАЛ?!
— Извини, — сказал он и начал пятиться к двери. Его матьникогда прежде не говорила, чтобы он стучал. — Мам, тебе плохо?
— Очень даже хорошо! — Она увидела сигарету, схватила ее иотчаянно запыхтела. Бобби казалось, что вот-вот дым пойдет у нее из ушей, а нетолько из носа и рта. — Хотя мне было бы лучше, если бы нашлось платье дляприема, в котором я не выглядела бы Коровой Эльзи. Когда-то я носила шестойразмер тебе это известно? До того, как вышла за твоего отца, мой размер былшестой. А теперь погляди на меня! Корова Эльзи! Моби-чертов-Дик!
— Мам, ты вовсе не толстая. Наоборот, последнее время…
— Убирайся, Бобби. Пожалуйста, не приставай к маме. У меняболит голова.
Ночью он опять слышал, как она плачет. А утром увидел, какона аккуратно укладывает в чемодан одно платье — то, с бретельками. А второеотправилось в магазинную коробку — на крышке красивыми оранжевыми буквами былонаписано;
"ПЛАТЬЯ ОТ ЛЮСИ, БРИДЖПОРТ”.
Вечером в понедельник Лиз пригласила Теда Бротигенапоужинать с ними. Бобби любил мясные рулеты своей матери и обычно просилдобавки. Но на этот раз с трудом справлялся с одним ломтем. Он до смертибоялся, что Тед провалится, а его мать из-за этого устроит истерику.
Но боялся он зря. Тед интересно рассказывал о своем детствев Нью-Джерси, в ответ на вопрос его мамы рассказал и о своей работе вХартфорде. Бобби показалось, что про бухгалтерию он говорит не так охотно, како катании на санках со снежных горок, но его мама вроде бы ничего не заметила.И вот Тед добавки попросил.
Когда со стола было убрано, Лиз дала Теду список телефонныхномеров — в том числе доктора Гордона, администрации Стерлинг-Хауса и отеля“Уоррик”.
— Если что-то будет не так, позвоните мне. Договорились? Тедкивнул:
— Обязательно.
— Бобби? Все нормально? — Она на секунду положила ладонь емуна лоб, как делала, когда он жаловался, что его лихорадит.
— И еще как! Мы здорово проведем время. Правда, мистерБротиген?
— Да называй его Тедом! — почти прикрикнула Лиз. — Раз онбудет ночевать у нас в гостиной, так и мне лучше называть его Тедом. Можно?
— Ну конечно. И пусть будет “Тед” с этой самой минуты. Онулыбнулся, и Бобби подумал, какая это хорошая улыбка — дружеская, искренняя. Онне понимал, как можно устоять против нее. Но его мать устояла. Даже теперь,когда она отвечала Теду, ее рука с бумажной салфеточкой сжималась и разжималасьв знакомом тревожном движении неудовольствия.
И Бобби вспомнилось одно из самых любимых ее присловий:
"Я ему (или ей) настолько доверяю, насколько поднимаюрояль одной рукой”.
— И с этой минуты я — Лиз. — Она протянула руку через стол,и они обменялись рукопожатием, будто только-только познакомились.., но вотБобби знал, что его мама уже составила твердое мнение о Теде Бротигене. Если быее не загнали в угол, она бы не доверила ему Бобби. Даже и через миллион лет.
Она открыла сумочку и вынула белый конверт без надписи.
— Тут десять долларов, — сказала она, протягивая конвертТеду. — Думается, вам, мальчикам, захочется разок перекусить вечером не дома —Бобби любит “Колонию”, если вы не против, — а может, вам захочется сходить вкино. Ну, не знаю, что там еще, но кое-что в загашнике иметь не помешает,верно?
— Всегда лучше предусмотреть, чем потом жалеть, — согласилсяТед, аккуратно засовывая конверт в передний карман своих домашних брюк, — но недумаю, что мы сумеем потратить десять долларов за три дня, а, Бобби?
— Да нет. Ничего даже придумать не могу.
— Кто деньги не мотает, тот нужды не знает, — сказала Лиз.Это тоже было ее любимое присловье вместе с “у дураков деньги не держатся”. Онавытащила сигарету из пачки на столе у дивана и закурила не совсем твердойрукой. — С вами, мальчики, все будет в порядке. Наверное, время проведетеполучше, чем я.
Поглядев на ее обгрызенные чуть не до мяса ногти, Боббиподумал: “Это уж точно”.
***
Его мама и остальные отправлялись в Провидено на машинемистера Бидермена, и утром в семь часов Лиз и Бобби Гарфилды стояли на крыльцеи ждали. В воздухе была разлита та ранняя тихая дымка, которая возвещаетнаступление жарких летних дней. С Эшер-авеню доносились гудки и погромыхиваниегустого потока машин, устремляющихся к месту работы, но здесь, на Броуд-стрит,лишь изредка проезжала легковушка или пикап. Бобби слышал “хишша-хишша”обрызгивателей на газонах, а с другого конца квартала неумолчный “руф-руф-руф”Баузера. Лай Баузера казался Бобби Гарфилду совсем одинаковым, что в июне, чтов январе. Баузер был неизменным, как Бог.
— Тебе вовсе не обязательно стоять тут со мной, — сказалаЛиз. На ней был плащ, и она курила сигарету. Накрасилась чуть сильнее обычного,но Бобби все равно вроде бы разглядел синеву у нее под глазами — значит, онапровела еще одну беспокойную ночь.
— Так мне же хочется.
— Надеюсь, что все обойдется, что я оставляю тебя на него.
— Ну, чего ты беспокоишься, мам? Тед отличный человек.
Она хмыкнула.
У подножия холма блеснул хром — с Коммонвелф свернул и началподниматься по склону “меркьюри” мистера Бидермена (не то чтобы вульгарный, новсе равно грузная машина).
— Вот и он, вот и он, — сказала его мама, вроде бы нервно ирадостно. Она нагнулась. — Чмокни меня в щечку, Бобби. Я тебя не хочу целовать,чтобы не размазать помаду.
Бобби положил пальцы ей на локоть и чуть поцеловал в щеку.Почувствовал запах ее волос, ее духов, ее пудры. Больше он никогда уже не будетцеловать ее вот с такой, ничем не омраченной, любовью.
Она улыбнулась ему смутной улыбочкой, не глядя на него,глядя на грузную машину мистера Бидермена, которая изящно свернула с серединымостовой и остановилась у их дома. Лиз нагнулась за своими двумя чемоданами(что-то много — два чемодана на два дня, решил Бобби), но он уже ухватил их заручки.
— Они тяжелые, Бобби, — сказала она. — Ты споткнешься наступеньках.
— Нет, — сказал он. — Не споткнусь.
Она рассеянно взглянула на него, потом помахала мистеруБидермену и пошла к машине, постукивая высокими каблуками. Бобби шел следом,стараясь не морщиться от веса чемоданов.., да что она в них наложила? Одеждуили кирпичи?