— Ее туда Петюнчик положил, — уверенно высказаласьАлка.

— А что? Его привезли туда бандиты, он выбрал момент,достал из какого-то тайника эту фотографию, а потом спрятал ее под коврик,чтобы врагу не досталась. А нам оставил знак, в виде фантика от конфеты«Каракум».

— А как он узнал, что в бабушкином доме естьтайник? — недоверчиво спросил Пауль.

— Он же в детстве жил тут у бабушки.

— Точно ли этот дом?

— Точно, — твердо ответила Надежда. — Там уних дома, в Санкт-Петербурге, есть фотография этого дома, и Петюнчик маленькийтам с бабушкой сфотографирован.

Алка издала какой-то странный звук, похожий на всхлип.

«Так тебе и надо, — подумала Надежда. — Теперьбудешь интересоваться внутренней жизнью своего мужа, о детстве егорасспрашивать, старые фотографии рассматривать с ним вместе».

— Ну, что я могу сказать? — Пауль пристальнорассматривал фотографию. — Окно без стекла и старинная средневековаякладка… XIII или XIV век. Первое, что приходит на ум, это монастырь святойБригитты в Пирита. Там, конечно, одни стены, но окон в них хватает. Построенмонастырь в XIV веке датчанами.

А я пойду завтра в библиотеку, посижу там, подумаю.

— Как-то все же сомнительно. Зачем бы Петиной бабушкеэту Библию в средневековые развалины замуровывать? — недоумевала Алка.

— Алка, мне за тебя просто стыдно! — не удержаласьНадежда. — Фотография довоенная, значит, вовсе не бабушка этофотографировала. И, тем более, не она Библию замуровала. Она вернулась вЭстонию в 1952 году, очевидно, кто-то из родственников Юкскулей был еще жив ипередал ей информацию. А Юкскули были люди неглупые и дальновидные, понимали,что нельзя такую ценную вещь ни в городской квартире, ни в сельском деревянномдоме прятать, потому что всякое может случиться — дом сгорит или бомбежка. А сосредневековыми развалинами что может сделаться? Они с XIII века семьсот легстояли и еще семьсот простоят, умели строить в XIII веке! А то получилось быкак в детской книжке «На графских развалинах». Там граф старый полный идиотбыл. У него целый дом был кирпичный, прямо дворец, а он взял и как нарочно вседобро в саду закопал под пальмой. Так потом через десять лет, как сталиродственники эту пальму искать, так весь сад бедные перекопали. А у твоего мужародственники очень умные были, Петюнчик и сам с головой, это, наверное, фамильное.

— Логично рассуждаете, — улыбнулся Пауль.

Когда Пауль ушел, подруги занялись попугаем. Кеша явнонедомогал. Алка выпустила его из поломанной клетки, покормила, но он поклевалеле-еле, попил водички и уселся Алке на плечо, всем своим видом выражаястрадание. Алка встревожилась, посмотрела попугаю в глаза, разгладила перышки.

— Что-то с ним не то…

— Конечно, если играть попугаем как мячиком, то никакихнервов у птицы не хватит.

— Если и с попугаем что-нибудь случиться, то я ихразорву в клочья, — сказала Алка, закипая.

— Алка, не волнуйся на ночь, — Надежда кое-каквыпрямила прутья в клетке и подвязала веревочкой дверцу, — для того, чтобыразорвать их в клочья, их надо сначала найти. Давай-ка порассуждаем на сонгрядущий… Значит, нам надо найти три, если можно так выразиться, вещи: твоегомужа, Библию и бандитов. Муж тебе необходим, мы просто обязаны вернуть его влоно семьи. Библию надо найти, чтобы, во-первых, ее не нашли бандиты,во-вторых, чтобы доказать Паулю, что она существует, и в-третьих, мне личноохота поглядеть на такую ценную и дорогую старинную вещь. А бандитов хотелосьбы найти для того, чтобы восторжествовала справедливость, когда мы напустим наних полицию, чтобы они получили по заслугам и чтобы ты смогла разорвать их вклочья.

— И разорву! — свирепо пообещала Алка. —Только как-то их многовато получается. Ты говорила, что их не больше семи, атут выходит… — Алка достала блокнот и стала писать: Елена с мужем иГербертом — три, если допустить, что с собой у них не больше двух подручных, этобудет пять… Кстати, а почему не больше двух?

— Это же элементарно, Ватсон. Елена уехала в Таллинодна? Одна, мы с Валькой видели. Герберт иностранец, он мог ехать куда угодно,стало быть, он тоже уехал один накануне. Спутники русские ему ни к чему, тольковнимание привлекать. Игорь Петрович ехал в машине, вез Петюнчика — это ужедвое, в машине четыре места, стало быть, максимум двоих могли они подсадить.

— Ладно, почти убедила. Значит, там было пятеро, потомконкурент номер два — этот рыжий.

— Алка, да он блондин!

— Пускай блондин, с ним был пожилой типчик, что спер унас голубую папку, в которой, надо сказать, ни черта не было, кроме рецептаабрикосового торта, он зря пропал; еще тот мужик, кого мы сегодня в колодцебадьей успокоили, это будет уже восемь, да еще конкурент номер три, лохматый, сдевицей, вымазанной в ананасах.

— Видишь, и ананас пригодился!

— Итого, получается всего десять человек, ужас какой! Анас всего двое, Кеша не в счет, я не могу им рисковать.

— Не горюй, подруга, ты забыла, что двоих мы уже изигры вывели? Значит, осталось восемь, мы с тобой каждая стоим троих бойцов, ипотом, нам же помогает Петюнчик! Он подрывает устои врага изнутри, как партизанв тылу врага. У тебя сегодня должно быть прекрасное настроение — ведь мы знаем,что находимся на правильном пути и что неделю назад твой муж был жив и здоров.

— Да, это неделю назад, а вдруг они его за это времяуже…

— Прекрати, накаркаешь еще! Давай лучше спать, вон иКеша уже заснул.

Наутро погода была прекрасная. Город сверкал чисто вымытымиокнами и свежей черепицей на башнях. Рядом с гостиницей старушки торговалибукетиками разноцветных васильков. Алка нарядилась в то самое крепдешиновоеплатье с розами, в котором она понравилась Вале Голубеву. Надежда посчитала,что Алкины розы преследующие их злоумышленники увидят не то что из другогогорода, а из другой республики, и тоже надела светлое платье без рукавов, ведьдень обещал быть жарким.

— Алка, завтракать в гостинице мы не будем, там нас увидят.

— А как же поесть? — заныла Алка. — Я не могулазить по развалинам на голодный желудок!

Надежда достала кипятильник, который брала с собой в любуюпоездку по укоренившейся привычке советского человека всегда и во всемполагаться только на собственные силы.

— Вот, держи, тут два пакетика растворимого кофе иполпачки печенья, еще с поезда осталось.

— Это разве завтрак? — заикнулась было Алка, ноНадежда не дала ей договорить.

— Ты можешь хоть раз в жизни забыть о еде? Жизнь твоегомужа в опасности, а она думает о завтраке.

— Я не понимаю, чем я помогу Петюнчику, если отправлюсьв Пирита голодная.

Но Надежда просто зашипела, потому что слов у нее уже небыло. Пока Алка обиженно хрустела печеньем, Надежда приоткрыла дверь иогляделась. В коридоре в такую рань было пусто, даже горничные еще не пришли.