Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Да, и я тоже читал как не в себя, и мне было мало: точно глазами я мог съесть больше, чем поместилось бы в желудок. Обильно сервированный стол – прилавок с бывшими в употреблении книгами и надписью «все за полцены» – манил меня к себе, как новорожденного младенца, который стремится как можно скорее припасть к огромной материнской груди. При виде стены, целиком заставленной томами из любимой серии, особенно если они еще и расставлены в соответствии с тем или иным цветом обложки, у меня текли слюнки. Я зачарованно смотрел на это зрелище, как рассказчик из «В поисках утраченного времени»: вот он на каникулах в Бальбеке замечает на пляже разноперую ватагу «девушек в цвету» и описывает их как «волшебное целое, сочетавшее в себе самые различные образы, сближавшее все гаммы красок»[60]. Естественно, стоит ему затем вытащить из этого благоуханного букета один прелестный цветок – Альбертину, – его призрачное представление об их многообразии улетучивается, а его существование настолько усложняется, что растягивается еще на пять томов. Аналогичным образом обстоят дела с чтением: единственный способ прильнуть к груди Великой Богини – это снять с полки одну из книг, всего одну, и начать читать. С ней мы проведем много упоительных и скучных мгновений, совершим великие открытия или же станем жертвой небольшого недопонимания, переживем миг триумфа или отчаяния. Каким бы ни стал этот опыт – приятным ли, дурным, – он точно будет разительно отличаться от того, о котором мы грезили, глядя на иллюзорно бесконечную библиотеку. Чувство голода и пустоты, которое толкает нас ко всем книгам без разбора, и та пища, что может дать нам одна отдельная книга, принадлежат к двум совсем далеким и не сообщающимся друг с другом мирам; мы же обманываем себя, считая, будто ощущения от взаимодействия со вторым могут заглушить первое.
Книги – пища для ума, как гласит всем известная мудрость, и этим изречением дорожат все любители чтения. И это правда так, что подтверждается их извечной символической связью – о ней мы говорили выше. Но тогда почему никто не хочет пойти дальше в этом сравнении и включить в него все логически вытекающие выводы? Например, упомянуть, какие последствия может иметь в этом случае неудачная диета или физическая зависимость от тех или иных веществ? Невозможно придумать такую диету (и навязать ее человеку), чтобы она приносила пользу одному органу и при этом не вредила бы другим, замечает Афинянин в «Законах» Платона[61]. И это касается не только тела и его питания – вот что пишет специалист по греческой философии и словесности Эрик Доддс, анализируя Платона: «Большинство человеческих существ могут сохранить вполне сносное нравственное здоровье, если тщательно выберут диету „заклинаний“, то есть в данном случае изучение мифов и укрепление этических постулатов»[62].
Диета, состоящая из заклинаний, требует обращения не к специалисту по питанию, а к волшебнику. Свою я взял (точнее, попросил его выдать мне рекомендации) у Луи Повеля: того самого человека, кто в соавторстве с Жаком Бержье выпустил знаменитую книгу «Утро магов». В одной из своих книг под названием «Обучение безмятежности» он собрал свои краткие изречения о разных аспектах жизни, и о чтении он говорил, что существует четыре его вида: чтение с целью отвлечься (разного рода литература эскапизма), расширить свои познания (учебная литература), испытать порыв чувств (великие произведения литературы) и духовно возвыситься (философия, религиозная литература, изречения мудрецов). «Точно так же, как во время приема пищи вы стараетесь попробовать всего понемногу, поступайте и с книгами: пробуйте разное. Переходите от одного жанра к другому, руководствуясь настроением, чутьем, читательским аппетитом, ничего не стыдитесь и не выстраивайте жесткой иерархии». Например, на прикроватной тумбочке самого Повеля лежала такая стопка: «Детектив (развлечение). Современная научная работа по астрономии (знания). Чехов (чувства). Поучения Рамакришны (духовность)».
Почему на тумбочке? Автор отвечает: потому что всегда приятно похвастаться своим постельным чтением. Но я бы не исключал, что для него все это – еще и туалетное чтение.
10
Паранормальная активность в книжном шкафу
Я не верю, что можно достигнуть хоть каких-то убедительных результатов в области психологии, пока она не включает в себя парапсихологию.
Роберто Базлен в письме Лучано Фоа́, 1960 г.
В том, что Зигмунда Фрейда однажды одолело искушение заняться паранормальными феноменами, отчасти виноват книжный шкаф. Случилось следующее: в начале весны 1909 года Карл Густав Юнг приехал к нему в гости в Вену, и когда они оба после ужина уединились в кабинете Фрейда, гость спросил у хозяина дома, что тот думает о ясновидении и парапсихологии. Казалось, ничто не способно поколебать позитивистские убеждения Фрейда; его ученика настолько задел его резкий и высокомерный тон, что он уловил странное ощущение в области диафрагмы: она стала твердой, как металл, и начала раскаляться. В эту секунду в книжном шкафу что-то грохнуло – так оглушительно, что оба вскочили на ноги, боясь, что полки сейчас обрушатся им на голову. «Вот вам прекрасный пример каталитической экстериоризации[63]», – сказал Юнг. «Да полно вам! – ответил Фрейд. – Что за чушь!» Но Юнг не сдавался: «Вы ошибаетесь, профессор, и чтобы доказать вам это, я скажу, что через некоторое время мы услышим еще один хлопок». Так все и произошло.
Фрейд от неожиданности несколько смешался, но быстро пришел в себя: «Мое желание верить в произошедшее испарилось, как только ваше присутствие перестало воздействовать на меня и внушать оное», – писал он Юнгу. В комнате, которая соседствует с кабинетом, рассуждал профессор в этом же письме, часто раздаются подобные звуки, поскольку на дубовых полках книжного шкафа стоят египетские стелы. В другой же комнате – там, где и произошел описанный инцидент, – такое происходит редко, но даже когда гость покинул это место, звуки еще какое-то время продолжали возникать, а затем прекратились. «Предметы мебели стоят прямо передо мной, в них больше не обитают духи: так думал один поэт, глядя на природу, оставленную богами, когда те покинули Грецию. Поэтому я снова надеваю свои отеческие очки в роговой оправе и призываю