— Кто знает, — Камен тоже смотрел вслед мужчине. Видел, как тот отмахнулся от Волина, седлая своего жеребца.

— Наверное, я всё-таки больше человек, чем альв? — видунья понурилась.

Камен легонько подтолкнул её к дому и пошёл рядом:

— Пора собираться, Ним. И амулет надень. Вы и так этим заклинанием нас всех подставили.

В этот день колдун был необычно тих и задумчив. И, пожалуй, только пару человек знали почему. Володарович заново переосмысливал события трёхлетней давности. Ощущения были странные и такие противоречивые, что разболелась голова. С одной стороны, Радомир успокоился: славного воина не убили бабы, что было бы унижением. А с другой стороны волхв не понимал, почему отец скрывал свои хвори? Почему не говорил сыну о больном сердце? Или это он, занятый собственными делами и собой, ничего не замечал?.. Опять же, хорошо, что рядом с отцом кто-то был в последний момент. Но ведь его, Радомира, не было… И что совсем не радовало волхва: на душе было препаршиво от чувства вины перед альвийкой. И предстоящий разговор (а его не миновать, судя по взглядам этой выскочки) счастья не добавлял.

Мужчина уже несколько раз отмахивался от расспросов Волина и Корнилы, заметивших его унылый вид, и с преувеличенным вниманием следил за дорогой. А Нимфириель ждала извинений, хоть каких-нибудь, хоть одно «прости». Зная гонор колдуна, её бы это устроило. Но тарс упорно молчал, ограничиваясь короткими замечаниями, касающимися обоза.

После привала девушка нагнала Володаровича и выразительно посмотрела на удивлённого (интересно, по-настоящему ли?) мужчину.

— Теперь, когда ты всё знаешь, ничего не хочешь мне сказать?

— Нет.

Альвийка преградила ему путь и оттеснила от обоза. Радомир, вздохнув, подчинился. Мимо проехали Корнила со Станилом, вопросительно глянули, но волхв дал знак ехать дальше. А потом перед ним замерла злая девушка.

— Извинись, наглая ты рожа! Ты мне без малого три года жить не давал!

Мужчина только-только собирался выдавить из себя необходимые извинения, но такой напор видуньи вызвал обратную реакцию: он стал отпираться.

— Ещё чего! За что я должен извиняться?! — тарс набычился.

— Да я до вечера перечислять могу!

— Начинай!

— Ты бездоказательно обвинил меня в смерти Володара и за это раз двадцать пытался убить!

— У меня были причины вас подозревать, сама знаешь. Это действительно была альвийская пляска!.. А насчёт двадцати раз — тут ты приврала. Или давай вспомним о том, как ты хотела прикончить меня! И везло тебе больше, — колдун оттянул ворот рубахи, демонстрируя белый шрам на груди.

— Ой, бедняжка! Дай подую, чтоб не болело! — съязвила Нимфириель.

— Руки прочь! — отшатнулся Радомир, запахивая рубаху, словно стыдливая девица.

— Ты обвинил меня в подглядывании, ударил. Всю дорогу обзывал, дразнил, — продолжала сыпать обвинениями альвийка.

— А сама? Кто только что «лечить» меня собирался?

— Ты обвинил меня в подглядывании, — упрямо повторила видунья, — а сам без спроса ковырялся в моих воспоминаниях!

— Альвийка! — вскричал мужчина, прерывая поток обвинений. И сам поразился собственной вредности: неужели это всё он? Сдуру ляпнул: — Нельзя быть такой злопамятной, а то быстро состаришься.

— Это ТЫ мне говориш-ш-шь?!

Волхв, с опаской поглядывая на разъярённую Нимфириель, на всякий случай отъехал в сторону.

— Ты сейчас шипишь, как змея… Ещё бы язык раздвоенный — и точно гадюка!

— Заткнись лучше, — грубо посоветовала обиженная девушка и добавила: — Но сначала извинись!

— Ладно! — рявкнул мужчина и скрипнул зубами. — Признаю, я был не прав.

Пауза затягивалась всё больше и больше.

— И?.. — альвийка тоже была упрямая.

— И прости меня! — Радомир буквально чувствовал, как слова жгут губы. — Довольна?

— Да, — победная улыбка осветила лицо видуньи.

— Можно ехать?

— Ещё нет. Но мне понравилось, что ты спрашиваешь разрешения.

Мужчина тихо выругался, пытаясь объехать гнедую кобылку, такую же упёртую, как и хозяйка.

Не выдержав, Нимфириель спросила:

— Что ты смотрел?

Радомир просиял: наконец, у него появилась возможность хоть немного сбить спесь с видуньи. Он самодовольно глянул на насторожившуюся девушку:

— Честно?.. Я был удивлён, альвийка. Ты столько думаешь обо мне. Оно, конечно, понятно: обаятельный — да чего уж там! — красивый мужчина в расцвете лет, с прекрасными манерами… Как на такого не обратить внимание?

Нимфириель возмущённо фыркнула:

— А ещё скромный! И насчёт прекрасных манер, это ты преувеличил… Очень сильно преувеличил, — подумав, уточнила девушка.

— Видишь!.. Ты даже не возражаешь.

Нимфириель, наконец, поняла, что колдун потешается над ней, и, вскинув голову, бросилась догонять обоз.

Теперь уже молчала альвийка. Волин с Каменом непонимающе переглянулись, но не стали вмешиваться. Девушка ехала последняя, не обращая ни на кого внимания, чувствуя раздражение и даже злость. Правильно её предупреждал дед: люди высокомерны, и в своём невежестве мнят себя ровней не то что им, альвам, а даже богам!

А вечером впервые со дня отъезда тарсы и маг’ярцы сцепились, и отнюдь не в шуточном поединке. Если бы кто захотел угадать причину, вряд ли бы у него получилось. Драка началась из-за незаметной, молчаливой Тишки. Молодая женщина без необходимости никогда на глаза не показывалась, предпочитая кашеварить в стороне. И вот на тебе!..

Вдовой Тишка стала три года назад, когда муж помер от долгой болезни. Осталась одна, детей они так и не прижили. Кто знает почему? Но холостые мужики остерегались свататься к Тишке: а ежели в ней причина бездетности? Кому охота обрывать род? Вот и пошла вдова к Корниле поварихой, чтобы не пропасть с голоду. На неё купцы нарадоваться не могли: характер у женщины был золотой. Да и другие мужики заглядывались: баба-то ещё молодая, красивая и до работы охочая. Только Тишка никому не улыбалась, ничейных ухаживаний не принимала.

Радомир подоспел, когда Цедеда красиво распластал Божая на зелёной травке. Тарс рванулся-было, но тут же вновь оказался придавленным к земле. А в перекошенном от бешенства лице Цедеды и следа не осталось от милого и улыбчивого парня, к которому все привыкли за время пути. Дядьки успокаивали своих подопечных, а парни стояли набыченные, готовые в любой момент ринуться в драку.

— Стоять! — рявкнул колдун.

Цедеда тут же поднялся и отошёл на пару шагов. Божай, ругаясь сквозь зубы, замер с другой стороны. Дружинники за их спинами недовольно бурчали. Нимфириель не вмешивалась, с минуту молча стояла в стороне, наблюдая за происходящим. Потом, потеряв интерес, незаметно ушла в темноту леса.