времени 11 %-ное увеличение ВВП в 1950 году. За средним ростом в 10,8 % 1950-х годов последовал средний рост в 10,5 % в 1960-е годы[115].

Устойчивый гиперрост 1950–1960-х и начала 1970-х годов побудил производителей ускорить капитальные вложения в промышленность намного сильнее, чем предполагалось изначально, что делало их все более зависимыми от растущей цены на землю как источника левериджа и средства накопления[116]. Корейская война и в некоторой степени война во Вьетнаме также подтолкнули политиков к сотрудничеству со строительными кругами для организации расширенных проектов общественных сооружений, особенно дорог, портов и аэропортов для обслуживания американских и японских вооруженных сил, — процесс, который сам по себе еще больше ускорил экономическое развитие. Политика жилищных инвестиций, которая делала упор на новое частное строительство, субсидируемое государством, и дискриминировала альтернативные инвестиции во вторичный жилой фонд или государственное строительство, также была ключевой частью этого ориентированного на землю стимула, особенно после нефтяного кризиса 1970-х годов[117]. Словом, экономическая экспансия стала финальным катализатором как навязчивого стремления к земельным стандартам, так и возникновения парохиальных кругов компенсации в сфере землепользования, объединив банкиров, промышленников, фермеров и политиков с заинтересованными лицами в недвижимости и строительстве. Вместе они могли получить обильные дивиденды от развития, снять сопутствующий риск растущего левериджа и предотвратить альтернативные способы повышения общественного благосостояния, включая взаимозависимость с остальным миром.

Политические последствия

Благодаря роковому совпадению демократических политических реформ (1945–1948 гг.), роспуска Министерства внутренних дел (1947 г.) и начала быстрого экономического роста (с 1951 г.), в сфере земельной политики возникли парохиальные, политически доминирующие круги компенсации, озабоченные внутренними инвестициями в недвижимость. Будучи продуктом политико-экономических событий после Второй мировой войны, а не мобилизации на войну как таковую (в отличие от финансов и сельского хозяйства), эти круги в сфере земельной политики были менее формальными в институциональном смысле, чем их аналоги в финансах и сельском хозяйстве. Тем не менее они были не менее интегрированными в реальный мир политики и экономики. Впрочем, круги компенсации в земельной сфере были основаны скорее на неформальных личных связях, объединяющих политиков, строительные компании, банковский сектор, бюрократов строительной отрасли и бизнес, нежели на четко определенных бизнес-ассоциациях с ясными юридическими полномочиями. Они возникли относительно недавно, в годы высоких темпов экономического роста (1950–1970-е гг.), в отличие от своих аналогов в большей части других сфер, которые были старше на поколение или более.

Несмотря на свое недавнее происхождение, круг в земельной сфере неуклонно набирал влияние в японской внутренней политико-экономической системе, начиная с 1950-х годов и вплоть до взрыва пузыря недвижимости в начале 1990-х годов. Это влияние проявилось в росте фракции Танаки в правящей ЛДП. По ходу политической карьеры Танаки от министра почт и телекоммуникаций (1957–1958 гг.) до министра финансов (1962–1965 гг.), генерального секретаря ЛДП (1965–1966 гг.), министра MITI (1971–1972 гг.) и, наконец, премьер-министра (1972–1974 гг.), этот круг приобретал все большую политико-экономическую значимость[118]. Несколько последовательно сменявших друг друга министров строительства из фракции Танаки в 1970–1976 годах помогли политически консолидировать круг компенсации и наделить его членов решающим влиянием на политику.

Действенность круга в земельной политике выходила далеко за рамки согласования деталей строительных контрактов. В ядро фракции Танаки входили также высокопоставленные выпускники МФ, MITI и других экономических министерств. Таким образом, она смогла вдохновить политику макроэкономического стимулирования и регионального развития, которая задействовала ее способность продвигать в том числе и строительные проекты[119]. Таким образом, влияние круга заключалось в его системных возможностях, в уникальной способности реализовывать проекты в условиях раздробленной и разрозненной японской политико-экономической системы. Он стал субправительством с функциональной, включая фактическое управление, ролью, которая значительно выходила за рамки обычного понимания корыстного интереса. Всего лишь влияние круга земельной политики на внутренние дела одновременно сделало японскую систему нечувствительной к международным проблемам, резко исказило и задержало ее реакцию на глобализацию. Например, небольшие японские банки медленно развивали сложный анализ кредитных рисков из-за того, что они продолжали упорствовать в кредитовании под залог земли.

Рост влияния круга компенсации в земельной политике лучше всего виден на примере контраста земельной политики до его появления, когда бюрократы явно доминировали в распределении земли и последовавших за этим событий. До расформирования Министерства внутренних дел в конце 1947 года планирование землепользования было систематическим, с небольшими и очевидными искажениями по причине политических влияний. Ярким примером этого был Национальный указ о планировании земельных ресурсов (Кокудо Кейкаку Сеттэй Ёко) от сентября 1940 года [Calder 1988а: 388–389]. Ранняя послевоенная реконструкция в Токио (1946–1947 гг.), например расчистка больших общественных площадей перед станциями Синдзюку, Сибуя и Готанда, также несла в себе этот технократический оттенок [Calder 1988а: 395; Напауаша 1983: 29–31].

Однако после того как в конце 1947 года было расформировано Министерство внутренних дел, земельная политика Японии стала разительно отличаться как от тех основных моделей, в соответствии с которыми она функционировала в прошлом, так и от моделей других густонаселенных стран промышленно развитого мира, что отчасти объясняется резким снижением независимости бюрократии от политического давления. Эффективность зонирования или распределения экологических участков значительно снизилась, а разработанные планы выхолащивались под давлением групп интересов или трансформировались в широко инклюзивные схемы развития промышленности[120]. Принудить частный сектор к обязательному выделению земли для общественных нужд, например устройства парков, как это было в довоенный период, государству оказалось сложно. Политика также серьезно ограничила полномочия по выдаче земельных участков и побудила землевладельцев требовать высокую компенсацию в обмен на передачу их собственности для общественных нужд.

Японская налоговая политика, укрепляя стандарт стоимости земли, до недавнего времени способствовала ускорению темпов роста цен на нее, а также стимулировала развитие промышленности и сельского хозяйства за счет увеличения инвестиций в жилищный фонд. В частности, как отмечалось выше, в городских районах продолжает действовать льготное налогообложение сельскохозяйственных земель. Эта практика произвольно снижает налоги на землю, на которой посажено даже минимальное количество овощей, независимо от ее местоположения, — это поощряет как скупку земли, так и неэффективное землепользование с малой загруженностью[121]. Например, земля, отведенная под выращивание риса в одном из крупных городских районов Японии, облагается налогом по ставке менее половины от сопоставимой с ней городской земли, предназначенной под жилье, а земля, на которой выращиваются овощи, облагается налогом по ставке менее одной пятой от ставки для земли под жилье[122].

Высокие налоги на продажу земли — своеобразный ответ Японии на огромный рост цен на нее в начале 1970-х годов, — наоборот, часто стимулировали такой рост в краткосрочной перспективе, искусственно ограничивая предложение доступных участков. Вопреки политическим намерениям, эти налоги также поощряли спекулянтов, даже когда существовал