Ольга в грустном раздумье сидела на диване, раскрытая книга лежала у неё на коленях, но мысли её носились далеко, так далеко, что она сама бы могла с трудом уловить их нить. То ей виделась страшная картина крушения поезда, то энергичное, красивое лицо молодого певца, которому она была обязана жизнью, то вставал перед ней образ Клюверса, в форме какого-то гигантского паука, и она с гадливостью вздрагивала всем телом. Особенно пугало ее в этом человеке выражение его глаз, в тот момент, когда он упал на колени и начал целовать её руки.

– Оля, Оля, что ты наделала! – вдруг раздался близь неё голос тетки: – неужели тебе не жаль меня?!

Ольга очнулась.

– Жаль тебя, тетя? Я ничего не понимаю! – проговорила она, поднимая на Екатерину Михайловну глаза, в которых еще виделись слезы.

– Да, да, конечно, делай как хочешь. Но я – я погибла.

– Что ты говоришь? Я не понимаю.

– Ты сама завлекла Казимира Яковлевича и теперь так резко ему отказала… Он мне этого никогда не простит. Он погубит меня!..

– Да разве ты его боишься, тетя? Что ты говоришь?.. Возможно ли это?.. Ну, что же он нам может сделать?!

– Все, все! О, я несчастная, несчастная!.. – и достойная женщина залилась слезами.

– Тетя, тетя, да объясни мне, пожалуйста, какие же у тебя отношения с ним?! Или он страшен тебе?

– Ах, Оля, Оленька, не поймешь ты меня… Пойми, что все, и эта вилла, и вся эта обстановка, все это куплено на его деньги, что у меня буквально ничего нет, что я нищая…

– Зачем же ты обманывала меня, говоря, что получила наследство… Зачем держала меня в таком богатстве… Зачем? Зачем? – Ольга рыдала…

– Ольга, не растравляй моего сердца… выслушай меня, и ты меня не осудишь… Вот уже два года, как мы разорены. Банкротство банкира, быстро унесло все мои капиталы… в Париже никто не подаст руку помощи, а с Россией я разорвала давно все отношения… Мне оставалось одно: продать мой отель, лошадей, экипажи, переехать с тобой в жалкое гарни и жить изо дня на день работой. Это было выше сил моих!.. Я не могла на это решиться… Казимир Яковлевич помог нам… Он не дал моим врагам и завистникам затоптать меня в грязь… Он платил за тебя и в пансион, и учителям, без него мы бы давно погибли… И все это бескорыстно…

– Бескорыстно?.. – как эхо отозвалась Ольга.

– Я давно уже замечала, что он неравнодушен к тебе: но что же могла сделать я?.. Я надеялась, что… эта страсть уляжется… и ошиблась… Вчера он просил у меня твоей руки, я ничего не сказала, не переговорив с тобой… Сегодня он явился сам… Я не знаю, что произошло между вами… Но он уехал в бешенстве! Ольга, дорогая моя, милая, спаси меня!! – вдруг меняя монотонный тон на страстно-нежный, со слезами в голосе заговорила она.

– Пойми, что, выйдя за него, ты будешь богата, будешь всесильна, что через твои руки пойдут тысячи, сотни тысяч, миллионы! Что ты можешь сделать столько добра, осушить столько слез!.. Он так тебя любит, он боготворит тебя!.. Не отказывай ему, умоляю тебя, заклинаю, пожалей меня! – и достойная женщина с рыданием опустилась на колени перед молодой девушкой.

Ольга вскочила в испуге и старалась поднять тетку, но та обнимала её колени и не трогалась с места.

– Помни, я заменила тебе мать… помни, что я любила тебя, как дочь!.. Как… – рыдания не дали ей кончить… начиналась истерика.

Последние слова, казалось, заставили решиться молодую девушку…

– Ну, да! Да! Делай со мной что хочешь, но только перестань плакать… – прошептала она.

– Так я могу написать ему, что ты согласна?.. – быстро и радостно спросила достойная дама, переставая рыдать.

Этот внезапный переход от горя к радости, казалось, окончательно поразил Ольгу Дмитриевну. Она пристально, пытливо взглянула на тетку, и в душе её шевельнулось подозрение, что все эти слезы и истерики одно актерство…

– Нет! Нет! Ни за что… никогда, никогда, доброй волей я не стану его женой!.. Ни за что!.. – проговорила она решительно, и достойная дама поняла, что сама виновата в этом внезапном обороте дела… Она готова была с кулаками кинуться на свою племянницу, бросить ее к своим ногам и выместить на ней все оскорбления и унижения, которые заставлял ее выносить Клюверс, но сдержалась. Практический ум подсказал ей, что с таким существом, как Ольга, опасно играть «ва-банк»…

Она сдержалась и молча вышла из комнаты, с достоинством, проговорив довольно равнодушно:

– Ну, как знаешь… Твое дело, не раскайся впоследствии…

– Тетя, тетя, прости меня, я не могу, это выше сил моих!.. – вслед ей прошептала Ольга…

Екатерина Михайловна остановилась на пороге.

– Успокойся, дитя мое… делай, как тебе подскажет сердце… Я не сержусь!.. – Это было последнее усилие, последняя реплика блистательно разыгранной роли, которую приняла на себя достойная женщина… Войдя к себе в комнату, она мгновенно изменилась в лице. Багровые пятна выступили у неё на щеках. Это был самый вернейший признак припадка бешенства. Целых десять минут бегала она по комнате, в бессильной злобе разрывая в клочки платки, дорогие кружева, словом, все, что попадало ей под руку.

Это была скверная, злобная, но, по счастью, мелкая натуришика. Порывы её злобы и бешенства со стороны показались бы слишком ничтожны, но если бы кто заглянул в её сердце, он бы ужаснулся – это была гиена в образе человеческом.

Полчаса спустя, приведя в порядок расстроенное лицо, она уже катилась по дороге к Флоренции и не доезжая, велела повернуть к вилле Амальфи и быстро взбежала на мраморную лестницу главного входа.

Клюверс, узнавший её экипаж из окна, поспешив ей на встречу и сам отпер двери.

– Что, жизнь или смерть несете вы мне?.. – быстро спросил он, когда дверь кабинета за ними затворилась.

– Ни то, ни другое… Надежду!.. – ответила Екатерина Михайловна.

– Только-то?!. – проговорил недовольным тоном миллионер: – не стоило и приезжать за этим…

– Вы меня не поняли… Девчонка уперлась на своем и нет надежды уговорить ее согласиться…

– Вот видите…

– Да, я говорю уговорить, но кто же мешает заставить согласиться! – достойная дама подчеркнула слово заставить.

– Но как же?.. Я вас не понимаю?

Екатерина Михайловна нагнулась к уху миллионера и сказала ему несколько слов шепотом…

– Вы понимаете, что после этого она уже не может отказать нам!.. – с усмешкой сказала мегера.

– Но вы, но вы, как посмотрите на это?..

– О, я так зла на эту скверную девчонку, так