– По глазам! – кричал сзади Артемий, пока Пашка щурился, целясь.

Еще один выстрел – еще один вопль: одна красная щель потухла. Черный скользнул вперед, но я уже рубила верхним проносным. Киссаки[8] наискось прошло сквозь светящуюся красным цель. Я успела рухнуть в воду спиной назад, прежде чем тварь замерцала изнутри золотым огнем, миг спустя рванувшим наружу взрывной волной. Жар, казалось, достал меня даже под водой.

Когда я вынырнула, кашляя, стены коллектора пылали.

– Саня! – орал кто-то впереди. – Нет!

Застилавшая глаза мерзость стекла, возвращая мне зрение, и я поняла: я успела нырнуть. А Саня, лежавший в воде лицом вниз, с горевшей на спине одеждой, – нет.

Пашка не сел, а рухнул в воду, переворачивая тело, вытаскивая мертвенно-бледную голову из воды к себе на колени:

– Дыши, дурак, дыши!

Я держала клинок наготове, прикрывая своих от потенциально оставшихся врагов, пока Сане делали искусственное дыхание и пытались запустить вставшее сердце. Держала его, пока мы возвращались наверх с грузом, который еще недавно был нашим соратником. Лишь когда машина Управления увезла и закрытый черный мешок, и Пашку, отказывавшегося от него отходить, я обнаружила себя опустившей руки, дрожащей на скамейке неподалеку от открытого люка.

Я даже не попыталась утереть слезы с грязных щек.

– Ты сейчас куда? – услышала я голос Проводника.

– До-домой…

– Я тебе такси вызову. – Я почти не ощутила, как иайто[9] выскользнул из моих пальцев: лишь услышала шипение Проводника, пока он убирал меч в тканевый чехол. – Идем, Василек. Я недалеко живу. Придешь в себя немного, переоденешься.

Сил противиться не было.

Дорогу я не запомнила: только вдруг выплыл из темноты дом – белый, с синими башенками, походящий на дворец среди сиреневых зарослей. Он единственный врезался в память, пробившись сквозь мутную пелену потери.

Я никогда никого не теряла. Я думала, что всегда смогу их защитить.

Я обязана была их защитить.

– Душ, камин – все к твоим услугам, – бросил Артемий, запирая дверь.

Я смутно помню, как стягивала мокрую грязную одежду, как долго мокла под обжигающей, такой приятно чистой водой. Как натягивала на голое тело мужскую рубашку и джинсы, не сваливавшиеся только благодаря ремню с моих брюк. Потом я оказалась усаженной в кресло, с полным бокалом в руках; я выпила все махом, смачивая пустыню в горле, – оказалось, вино. Проводник молча отобрал бокал, вернул его полным, и я выпила снова.

Спустя какое-то время в кончики пальцев пробралось тепло, в глазах прояснилось. Я наконец разглядела и электрокамин, и мягкое кресло с высокой спинкой, и светлую просторную комнату, словно позаимствованную откуда-то из романов Джейн Остин. Хозяин тоже казался откуда-то оттуда: влажные волосы вьются светлыми кольцами, в глазах – почти сарказм.

– Первый раз? – сочувственно произнес он, заставив меня передернуться.

– Как ты можешь…

– Один напарник – это не вся группа. – Он только плечами пожал. – Вас троих взяли взамен моих погибших Бойцов. На одной вылазке всех разом вырезали. С тех пор предпочитаю думать о соратниках как о расходном материале, хоть и приятном в общении.

«Я тоже?» – чуть не прыгнуло на язык. Но я промолчала, и неозвученный вопрос остался во рту нежданной горечью.

Артемий был старшим в нашем отряде. Жаль, я никогда не задумывалась, с чем это связано.

– Советую научиться тому же. Короткий срок годности работников – обратная сторона нашей работы. В нашем деле любой может умереть, ты прежде всего. Помни об этом. Если, конечно, для тебя Управление не игрушка, где можно загрузиться с последнего сохранения. Для Сани и Паши, судя по их клоунским перепалкам на заданиях, примерно так оно и было. – Проводник пригубил вина: глаза над бокалом ничего не выражали. При светлых волосах глаза у него были карие, с отливом в зелень. – Наш сегодняшний Черный был еще довольно бестолковым. Тот, который перебил моих предыдущих Бойцов, нападал из темных углов, устранял одного и скрывался.

– А ты-то тогда как выжил?

– Сбежал, – бесхитростно ответил Артемий. – Его уже другой отряд добил.

«Черные» были сокращением от «черных душ». Эту категорию призраков делили на три: души черные, серые и белые. Все они были людьми, ушедшими раньше срока, но последние не причиняли вреда и вообще часто эволюционировали в Хранителей – оставались со своими семьями, например, берегли их от мелких неприятностей. Серыми вроде становились самоубийцы; они были не столь благодушны, творили мелкие пакости, но оставалась возможность поладить с ними полюбовно и умиротворить разговором. А вот черные… Одно прикосновение – остановка сердца.

Едва ли не самые опасные твари из тех, с кем нам приходилось сражаться.

Я следила, как Артемий обводит пальцем край бокала. Зацепилась глазами за красные пятна на кончиках пальцев.

– Не обращай внимания, – сказал Проводник, перехватив мой взгляд. – Обычное дело.

– Все еще не могу понять, с чего бы нашему оружию обжигать Проводников.

– Знаю не больше твоего. Многое в работе Управления нужно принимать за должное. Пальцы сходу не отрезает, и на том спасибо.

– В нашей реальности им сложно что-либо отрезать. Его только близость духа в катану преображает. А так это просто иайто. – Я искоса следила за переливами жидкости цвета венозной крови, лизавшей стенки бокала при движении. – Давно хотела спросить, почему Артемий, а не Артем.

– А почему Василиса, а не Катя?

– Родители любят славянщину.

– Вот и мои. Фамилия обязывает. Хотя это не помешало им отбыть на пэ-эм-жэ в Лондон.

– Почему ты тогда здесь?

– С ними уехала сестра. Сын, стоящий на учете в психушке, им там ни к чему, – веселый голос до дрожи не соответствовал взгляду. – Впрочем, я безобидный псих с явной положительной динамикой. Лечение помогло, галлюцинации прекратились. Иногда меня даже навещают.

– И давно ты… на учете?

– Не очень. Видишь ли, я еще в детстве поверил, что я – нормальный. Просто вижу то, чего не видят другие. Многие рассказывают родителям… боятся того, что им открывается. Я сразу знал, что ничем хорошим это не кончится, и прокололся только в двадцать один год, когда на меня напали.

– Кто напал?

– Мавки. Я от них отбился, как мог, но, к несчастью, при свидетелях. Те скрутили психа, который дрался с пустотой, и вызвали санитаров со смирительной рубашкой. Так я и попался. – Артемий потянулся за телефоном. – Ты вроде высохла немного. Давай я такси вызову.

Это все вино виновато, решила я поутру. Но тогда лишь спросила еще одно, что давно не решалась спросить:

– А если я не хочу уезжать?

Артемий странно посмотрел на меня – как на дуру, видимо. Безмолвно поднявшись на ноги, убрел куда-то по направлению в коридор. Я